Забавно, конечно, когда ты годами игнорируешь человека, который живёт в шести улицах от тебя, а потом он уезжает работать в посольстве Мозамбика, и дело заканчивается тем, что ты во второй раз в жизни развлекаешься nudes, и тебя все устраивает.

Кажется, у меня какая-то проблема, связанная с тем, что то, что есть здесь и сейчас, мне не нужно, и I just want something I can never have.

@темы: про Аннушку, открытки самой себе

---

Обнаружила внезапно существование бьюти-блогерши-которая-всех-наебала, выглядящей в точности как моя полячка на лет десять младше, feelz incoming. Огромная ирония в этом, запредельно огромная.

Вообще, конечно, работа вне офиса оставляет слишком много времени наедине с собой, когда живёшь один (то бишь в ближайший месяц такова моя перспектива), и, кажется, готова я к этому была лишь отчасти, потому что в последние пару недель я занимаюсь каким-то совершенно неприличным ревизионизмом своего прошлого — копаться в котором смысла не имеет — и никаким конструктивом в плане настоящего/будущего. Найти бы краш какой, а, или новых друзей, раз старые превратились в овощей по большей части. Что-то надо делать. И начинать с понедельника, причём с этого.

@темы: про Аннушку, открытки самой себе, Остапа понесло

---

Ваккерынсбрук запустил краудфандинг: продают билеты на фиктивный матч, который станет на «Тиволи» настоящим, если получится сделать солдаут, и играть там будут играть пиздюшата, потому что это то, что действительно важно. Главный матч с момента переоснования, борьба со Временем, самым грозным противником (провалят финансовое прелицензирование в сентябре — звезда всему живому).

Сторублировала колхозникам, пол вечера, среди прочего, переписываюсь с клубным бухгалтером, который рассказывает, что они сидят где-то в офисах на стадионе с не первым уже пивом, обновляют цифры, обновляют меншны в твиттере и пытаются попросту не плакать — и, разумеется, не выходит. Какие всё же эти маленькие клубы трогательные, а. Мечта на дальнейшее развитие карьеры — поработать в таком.

Если всё же засолдаутят игру — а шансы явно есть, по первому дню цифры очень хорошие, — придётся, что ли, приехать на неё, а не на «Рид» вокруг моего дня рождения, как хотела изначально.

@темы: мужики в трусах с мячиками, австролига, тирольское днище мирового футбола

---

Никогда об этом не задумывалась — пока передо мной не оказалась девочка лет на семь меня младше и не сказала мне прямым текстом, что я одним своим существованием изменила её жизнь, потому что я живой пример того, что «оказывается, так можно».

Смешная история: внучка подруги моей мамы, из провинции, где годами вдалбливают, что место бабе на кухне. А тут я, живая иллюстрация того, что это не так: работаю в мужской сфере, в спорте, живу в своё удовольствие, свободная и крутая такая. И маленькая девочка из ебеней, смотря на меня, поняла, что границ-то на самом деле нет. Что они все в головах. Что родиться девочкой это не наказание.

Кажется, вот ровно для этого и существует феминизм, гёрл пауэр и всё такое. Я всегда думала, что я довольно паршивый пример для подражания, но оказалось, что кому-то и этого хватает.

В последнее время очень часто думаю о том, как в свои лет 14-16 имела довольно чёткую картину того, какой я хочу быть, когда вырасту, — и что в какой-то момент я поняла, что ровно такой я и выросла. Свободной, независимой, чертовски сильной, любящей себя и все свои сраные недостатки, занимающейся ровно тем, что приносит мне удовольствие, спокойно относящейся ко всему на свете. Кажется, это самое дорогое ощущение в мире — когда не разочаровал себя-подростка спустя годы.

@темы: про Аннушку, открытки самой себе

---

волшебные пиздюшата

А, ну и давайте я, раз меня сегодня несёт, напоследок про пиздюшат скажу.

Я терпела всё Евро. Очень терпела, не падала особо в пучину (ага, конечно, кто напился после матча с Данией и написал несколько жалобных сообщений, которые закончились тем, что не я успокаивала пиздюшат, а Патричка Пентц меня), блюла рамки приличия, даже не вкрашилась ни в кого из детей больше допустимого — ну окей, подумаешь, я вела себя весь турнир как Саня Хорват-ультрас, но это ыншбругг-пауэр, куда я денусь. Ну подумаешь, дедов всшипперила чуток. Ну подумаешь, выла как дура с Квасины и Гасси-Шлагера, а, ну с кем не бывает.

Ладно, окей, пиздюшатный Евро меня катком переехал, не буду больше спорить.

Но окончательно доломалась я сегодня, на воспалённый после адского 16-часового рабочего дня мозг, когда открыла инстаграм и споткнулась об увиденный у всё того же Квасины и кого-то ещё разом хэштег #dieverschworenen. И всё. Накрыло.

Я не знаю, дети, как вы, со всем вечным бардаком, что творится в федерации, ухитрились поймать это ощущение — это вот совсем мальчишечье братство, эти летние лагеря, тайные вылазки чёрт знает куда и скрепление дружбы общими секретами. Оно такое осязаемое у вас, оно рекой лилось из всех соцсетей, из ваших инстаграмов, где вы стебете друг друга, а по ночам палите, как ходите по тёмным ебеням вокруг командного отеля лишний раз жопу втихаря уже от тренеров покачать и мячик попинать, потому что хотите выложиться не на 100%, а на 110%. И этот блеск в глазах, и ни капли страха. И то, как кто-то из вас даже домой уезжал в майке в честь волчонка — чуждого вам, но вы действительно, потеряв его, ещё сильнее обрели друг друга, объединённые общей идеей, что играть надо теперь не только за себя, но и за этого странного курносого задиру, и за него даже сильнее, чем за себя.

Да, не получилось. Дядя Вернер очень сильно налажал против Дании, а против Германии вы были на волоске от того, чтобы смочь. Но это сложный турнир с адской схемой, вы попали туда впервые, вы можете собой гордиться — будучи аутсайдерами сложной группы, набрать аж четыре очка, почти шесть. Такого не было никогда, твердите бесконечно все вы, и такого больше не будет.

Действительно не будет — вот этот привкус тоже явно стоял у всех во рту все три недели. Это последняя возрастная категория, дальше — дальше нет ничего, дальше основа, в которую попадёт дай бог полдюжины, косный Фода, чёрт знает что. Как бы вы ни впечатались друг в друга, вместе вы больше в раздевалке никогда таким составом не соберётесь.

Оттого это всё так прекрасно и было. И так запредельно близко. Эти мальчишки на самом деле теперь связаны общим заговором, общей тайной, почти что клятвой на крови.

Сборным, не вылезающим с крупных турниров, такое не понять ни-ко-гда.

@темы: мужики в трусах с мячиками, bei Licht und Schatten, австролига

---

Про «Ваккер», кстати, хочется сказать вдогонку пару слов: я, кажется, наконец публично каминг-аутнулась, что у меня есть клуб в Австрии, и ради того, чтобы так попасть в тайминг, нужно было молчать и не слишком палиться все эти годы. Потому что сейчас всем очень важно знать, что весь этот разваливающийся колхоз «Напрасный труд» кому-то нужен — а тем более кому-то не из Тироля и не из Австрии, а совершенно левому человеку, который рассказывает о том, как корячился с адскими стримами Эрстелиги, смотря на тот самый гол Флоши Ямнига в 2015-м, который спас от вылета в бездну регионалки.

Написала в журнальчик ультрас простыню на пиджин-немецком для их акции по сбору клевых моментов и воспоминаний — чтобы показать, что это всё чего-то да стоило все эти годы. В твиттер и в его личку пришло в сумме человек двадцать сказать спасибо — ну мальчики, ну что ж вы в самом деле-то, а. Даже божественный Штефан, пишущий в Австрии о футболе красивее всех на свете, пришёл помахать лапкой, что, мол, прикинь, мы с тобой на одной странице, какая честь.

Влезла в закрытую группу по подкидыванию клубу идей, как выбираться из этой жопы — для вступления нужно было рассказать пресс-атташе-он-же-неофициальный-спортдир Феликсу и его прекрасному практиканту, кто ты, что ты тут забыл и почему тебе туда надо. Феликс охренел и очень обрадовался, что такие аномалии, как я, существуют и ещё и хотят как-то помогать.

В фаншопе настолько умилились, видимо, моей приписке к заказу о том, что чмоки издалека, вот вам финансовой помощи чуток в трудное время, что пришли ко мне в почту не только разобраться с тем, что заказанной мной майки уже нет, но и сказать личное спасибо и сорян за то, что тормозно и через жопу — «сами понимаете, что у нас тут творится».

А футбол... ну что футбол, два товарняка отыграли, от Зенита огребли, какое-то днище вынесли. Главное, что вроде бы набирается 11 человек и даже несколько запасных из всего того, что осталось. Томми с нами. Развесёлый «Ваккер-2» с семнадцатилетними детьми с нами. Наверное, можно будет выжить даже без единого человека из первой команды — а всё к тому идёт, потому что даже Кнетти всё же, судя по его прощальному посту в фейсбуке, вынужден смириться с тем, что лучшей помощью клубу сейчас будет уход из него. В конце концов, остаются Грюндлер и Ведль, им хотя бы есть двадцать с копейками. Придётся резко становиться ещё взрослее, чем они есть.

Спустя неделю после Большого взрыва кажется, что всё не так катастрофично. Если забыть слово на букву «А» и смириться с тем, что теперь главная цель на ближайшие годы — играть весело и страшно и не опускаться ниже тринадцатой строчки пердива.

@темы: австролига, тирольское днище мирового футбола

---

Начинаю понимать, зачем я ушла с офисной работы. Теперь трудоголик во мне заставляет меня разгребать предсезонные завалы (а я чего-то их явно недооценила, а это я ещё только Бундеслигу ковыряю; о ждущем меня пердиве я пока даже думать боюсь) буквально 24/7, прерываясь на приготовление жрачки — я так через пару месяцев в шеф-повара превращусь — и совершенно рандомные вылазки на какие угодно авантюры.

Футбол ранним вечером выходного? Да пожалуйста. Съёмки в киношеньке знакомых знакомых в понедельник с утра в ебенях в Совхозе имени Ленина? Никогда не могла себе этого позволить, а теперь могу. Проводить воскресенье дома в трусах с ледяным сидриком, медленно ковыряя работку? Какой же кайф. И никакого больше метро каждый день.

Я, конечно, чокнусь в таком режиме, но пока лето, это истинное блаженство. А товарняки австрияков и масса трансферов еще до открытия окна — нет.

@темы: про Аннушку, работа работа перейди на Федота

---

В футболе всё тяжеловато. Волчару сломали на полгода за первый же час Евро, все пиздюшата пришибленные, расшаркиваются в словах поддержки и планируют завтра разминаться в майках с девятнадцатым номером. По правде говоря, его отсутствие может стать именно тем фактором, который пойдёт команде на пользу вопреки всему. Но пока я не хочу об этом говорить — давайте разберёмся завтра, как за экватор группы перевалим.

Штиве Лайнер, любовь моя, ушёл вслед за Розе, Маричем и Патриком, чтобы продолжать бухать как леший с двумя последними и восхищаться первым. Честно? Охренительный трансфер. Розе явно намерен строить в Гладбахе свой футбол, и Штиве для его системы — краеугольный камень. Ну, и чисто по-человечески за него радостно: он действительно один из лучших игроков страны прямо сейчас, и коли так, то уезжать надо, потому что потом будет поздно. А так хоть мир посмотрит и узнает, что творится за пределами Зальцбургерланда. Молодец он. Молодец, что не опустил руки после запрета на трансфер прошлым летом и что не смирился с ситуацией, продолжив ебашить как заведённый и стремиться стать лучше. А мы с ожившим Фарки справимся.

А про Ваккерынсбрук говорить тяжеловато. Масштабы ада в клубе оказались куда хуже, чем выносилось на публику всё это время. Денег нет, все уволены с датой ухода через шесть недель, за которые нужно придумать, как дальше жить, или уходить, погасив за собой свет, из основы осталось шесть фамилий, каждая из которых будет обязана уйти, если найдётся готовый дать хоть сотню тысяч покупатель — даже героический человек Кнетти, который считает, что капитан не уходит с тонущего корабля, но ему придётся уйти из чести, если будет предложение, потому что сейчас это будет большей помощью, чем остаться и помогать делами. В сентябре перелицензирование, и если ситуация за это время не улучшится, то всё, потеря профстатуса и бездна регионалки. И никакая новая концепция «стать самым классным клубом пердива с развесёлыми пацанятами и безбашенным футболом» уже не будет работать.

Расчувствовалась настолько, что пошла и нагребла на кое-какую сумму всякой фигни в фаншопе — кажется, сейчас каждый цент важен, поэтому не зря я дотянула с мыслями «как-нибудь надо уже заказать себе футболку-другую» до того момента, когда это действительно нужно. Очень хочется подумать о том, как бы ещё помочь, но пока надо посмотреть пару дней, подождать, как официальный фандвиж организуется.

@темы: мужики в трусах с мячиками, bei Licht und Schatten, австролига, сказочки о крашеном быке, тирольское днище мирового футбола

---

Ну что, сегодня начинается главный футбольный турнир лета, и я готова падать на полное днище (хотя, по правде говоря, я уже там). Не секрет, что юношеский футбик я люблю чуть ли не больше взрослого, потому что он веселее, сумасброднее, искреннее, вариативнее, с незакрепленными позициями и совершенно безбашенными решениями, которые либо могут похоронить матч к чертям собачьим, либо выиграть его, потому что во взрослом такое не проходит.

Австрийские пиздюшата приехали на Евро U21 впервые — да и в целом до подобных высот доходили в последний раз в 2008, когда каким-то чудом попали на ЧМ-U20 и даже заняли героическое четвёртое место. Я всё ещё не верю в дядьку Вернера Грегорича, он славный мужик и очень любит своих мальчиков, но тренер из него так себе. Но то, с какой серьёзностью отнеслась к турниру вся федерация, как с ними носится Шёттель, как они наняли им Куловитца мотиватором — может, всё же и не обосрёмся совсем уж крупно.

А предпосылки к тому, чтобы выступить хотя бы достойно, есть. Такого поколения в стране давно не было. У меня, если честно, нет ни одного вопроса к составу — не считая не отпущенного Рангником Лаймера, слившегося Лазаро и сломавшихся Вёбера и Баумгартнера-который-Доми, и добавить-то некого. У сборной великолепный новый капитан в лице невозмутимого и неунывающего Алекса Шлагера, прекрасный теперь-уже-вицекэп серьёзный донельзя Филечка Линхарт, крепкая защита и даже вариант не использовать дубового Дансо в лице Поша, блестящие идиотина Максиульманн и дылда Инголич по краям, отличная опорка с великими Любичем и Любичием, центр с шерстяным волчарой и надеждой нации Ксавушкой, оживший в Инсбруке Саня Хорват, полный порядок с атакой в виде боженьки сарказма Калайджича (дядь Вернер, я смотрю на тебя, только попробуй его на лавке держать) и хороших мальчиков Квасины и Грбича. А для настроения еще и солнечный долбоёбина Патричек Пентц. Золотые же дети, а.

И все, от Хельге прости господи Пайера до Басти Прёдля, советуют им одно и то же: просто выходить и играть, не боясь проигрывать. Они же это умеют, молодая кипучая кровь может нести вперёд так, как не понесёт ни одна гениальная тактическая схема. Если поймать этот кураж и ничего не бояться, можно забраться очень далеко.

А если не получится, то ничего страшного. Это просто классное лето в солнечной Италии и двадцать мальчишек, которым весело друг с другом. Славные каникулы.

Погнали, что ли. Готовимся бессовестно пускать слюни на кучу наглейших красивущих детей и страдать от того, какого крутейшего фотографа наняла им федерация, видимо, специально, чтобы меня распидорасило по самое не могу.

@темы: мужики в трусах с мячиками, bei Licht und Schatten

---

В общем, с Лондоном у меня случилась самая необъяснимая история любви за всё время, что я куда-то выбираюсь за пределы грёбаной Москвы, чтобы она была неладна. Я ехала с абсолютно нулевыми ожиданиями – ну, знаете, сказали «надо», значит надо, спорить я не буду, но время, когда я, насмотревшись BBC-шных сериалов, рвалась в Британию, прошло лет шесть-семь назад.

А на месте выяснилось, что это как Франкфурт, только в десять раз больше.

Здесь можно быть собой, выглядеть как угодно, разговаривать на любом языке – и все равно вписываться в ландшафт. Супер-стереотипичные вещи соседствуют с великолепными пакистанскими кебабными и китайскими едальнями, а народ в метро – это такая мешанина, которой я давно не видела нигде. Это глобальный город, без национальности, без входного фейс-контроля, лучшее место на планете для всех, кто, как я, чувствует себя гражданами мира без национальной привязки.

То есть окей, если искать прицельно, то ты найдешь и гвардию в смешных головных уборах, и шотландцев в килтах, играющих на волынке, и файв-о-клок-ти, но если тебе, как мне, этого всего не надо, ты просто оказываешься в мега-комфортном месте, где царит 5G-интернет, оплата бесконтактными картами, нормальный транспорт и QR-коды для всего, а дальнейшие детали не важны.

И как же полезно почувствовать контраст: наконец-то смогла признаться себе, насколько я терпеть не могу Германию в целом. Да, я люблю отдельные её места, вроде никому не нужного Леверкузена, Бамберга, пьяного Мюнхена и еще одного глобального города Берлина, но жить в этом сраном девятнадцатом веке в плане современных технологий я бы не смогла никогда, и мне это некомфортно, мерзко, противно и жутко. Отрицать прогресс – заведомо плохая тема. Мы с Германией попросту не сходимся в миропонимании, и, кажется, преодолеть эту разницу я не смогу никогда. Да и в целом не хочу, в мире есть куда более классные места, а тут – что ж, приходится потерпеть, так как поводы приезжать снова и снова есть. Но не будь этих поводов, не думаю, что моя нога касалась бы немецкой земли хотя бы когда-нибудь.

Так что я рада, что, вопреки всем моим ожиданиям, жизнь почему-то связала меня именно с этим местом. Где я могу забить на все «достопримечательности» и вечером после работы пойти пешком посмотреть на остатки сгоревшей Гренфелл-Тауэр или доехать до Уэмбли и сидеть на полу под его стенами с пивом, потому что масштаб этого места настолько сильно сносит тебя с ног, что только и это можно там делать.

Кажется, у меня уже есть планы, куда я поеду на свой день рождения. Какой Брюгге, какой Берлин. Нет, у меня теперь нет вариантов, пока есть виза. Только Лондон.

@темы: про Аннушку, drink & travel

---

Famous angels never come through England, England gets the ones you never need, поёт Бернингер у меня в ухе, пока я медленно бреду под проливным дождём из своего нового, пусть и временного, офиса и не могу перестать думать о том, что из всех самых невероятных сценариев на мою долю всегда выпадает максимально абсурдный.

Лет уже почти десять назад меня, помнится, не взяли по обмену в университет здесь, в нескольких улицах отсюда, от этих луж по колено, смешных домишек и милейших мальчиков-задротов, с которыми я теперь обсуждаю длинные забросы Петечки Михорля за деньги. Всё развивается по спирали, мощнее, громче, больше, чем прежде, с каждым новым оборотом.

И кто бы мог подумать.

Лондон, конечно, грандиозный. Бардак и вечность. Кажется, мы найдём общий язык даже несмотря на китайских туристов, отвратительную погоду и цены в пабах.

@темы: про Аннушку, работа работа перейди на Федота, drink & travel, открытки самой себе

---

Выжила три из двадцати дней тренинга на новой работе, после завершения последнего видеоколла за день все три дня хочется упасть мордой в стол и лежать так до момента, как не надо будет спать ложиться. Назвался груздем, полезай в кузов, решила изображать из себя человека, который реально понимает футбол, будь добра считать всё это говно и не кривиться.

Спасает только милаха Тим, такой же ударенный по австриякам, как и я, да его пытающийся выглядеть суровым напарник Ант. Мальчики хорошие, помогают, восторгаются успехами и пока не сильно возят мордой по полу за косяки. Впрочем, самая жесть ещё впереди, включая вытащенные на три дня в Лондоне самые адские части обучения, чтобы позориться уже лицом к лицу.

Но какой же кайф, когда напрягаешь мозги, а.

@темы: про Аннушку, работа работа перейди на Федота

---

прекрасная жизнь фрилансера, день второй

Нет, всё-таки у меня какие-то очень смешные отношения с работой. Мучилась всё это время необходимостью поискать себе какую-то подработку, чтобы чуть более стабильно закрывать неравномерность футбольного сезона, что-то искала, написала в несколько мест с полнейшим игнором.

Но у меня же это всё так не работает. Работа, вся, которая у меня когда-либо была в жизни, меня находит сама — и ни в коем случае мне нельзя её искать самостоятельно. Сами всё предложат и сами всё дадут, как говорится.

В очередной раз разнылась, что надо бы активизироваться с этими поисками — как сваливается косвенный знакомый, которому не так давно написала «за пиво» пару-тройку текстиков, и предлагает кое-какую постоянную халтурку ровно на ту сумму в месяц, которая меня спасёт очень и очень хорошо, а времени и усилий съест довольно мало.

Вот во всём бы так.

@темы: про Аннушку, работа работа перейди на Федота

---

Наверное, всё же надо сказать что-то про колхоз «Напрасный труд» под названием «Ваккер». Мне всё ещё не хочется про это всё говорить, но чем дальше в лес, тем ближе трансферное окно, а по тому, что доносится из соседней деревни, пить мне придётся много и беспробудно.

Тезис первый: этот сезон, конечно, очень чётко расставил всё в моей голове. Глорство за Зойцбург это, конечно, всё хорошо, но пока они ещё были в одной лиге, до прошлого вылета, я толком ни в тех, ни в тех ещё не впечаталась, поэтому как-то предпочитать одних другим было сложно. А потом были годы, когда истинная любовь барахтается где-то хрен знает где, поэтому за мерзкого сериенмайстера было очень удобно притапливать, прикрываясь тем, что в этой лиге не за кого. В этом году всё встало на свои места. Как бы меня ни распидорашивало от РБЗ, как и все эти годы, по-настоящему моя команда в Австрии одна. Маленькая, непутёвая, идейная, слишком наивная для этого мира, но моя. Остальное — побочный эффект.

Тезис второй: на самом деле, пиздец, приплыли. Я помню, как вылетали в 2014 году, позорно, омерзительно, после очень плохого сезона, когда были совсем похоронные настроения — которые впоследствии оправдались, когда пришлось спасаться от вылета в сраную регионалку и когда я влюбилась во Флошу Ямнига окончательно и бесповоротно. Так вот: сейчас всё ещё хуже. Деняк нет (как бы Феликс с практикантом ни оправдывались за обоссанный бюджет на следующий год, который будет жалким даже по меркам пердива), игроков всех распустят к ебене матери, с перспективами с учетом подъема сраного ваттенса всё очень и очень плохо. В этот раз ЛигаЦва опять надолго и всерьёз. Здравствуйте, годы матчей в пятницу вечером и в 10:30 воскресенья.

Тезис третий: смотрю на происходящее с составом и понимаю, что все могут валить, кроме Кнетта. Удивительно, как всего два года назад пришедший булка-вратарь с запасной карьерой татуировщика тихо стал единственным человеком в команде, которому действительно не плевать на клуб — и на которого действительно не плевать мне. То, что остальные — просто наёмники, было очевидно. Кто-то, как Дедич или арендованный Саня Хорват, этого никогда не скрывал, за что им огромное спасибо, потому что в этом вопросе честность очень важна. Кто-то, вроде капитана Фрайтага, уже ведет переговоры со сраным ваттенсом, и это, конечно, запредельный пиздец — нет, Фрайтаг, ты так и не стал Алексом Хаузером. И никогда не станешь. Поэтому давайте все свалят в закат, раз всем на всё плевать, останется один Кнеттушка с капитанской повязкой — хотя бы за одни эмоции после вылета он обязан её получить. Если выйдем на сезон с ним, изумрудом Тафернером, работягой Грюндлером и парой-тройкой толковых ребят из дубля, то я готова даже в регионалку с ними вылетать.

Тезис четвёртый: вторым таким человеком должен был стать Харрер. Насколько мне он нравился на поле и насколько на месте у него были мозги вне него, а — и как он убивался, когда его выкинули из заявки (одна из вещей, которые я не пойму никогда, и одна из вещей, приведших к вылету). Ему действительно было не плевать на это всё. Он действительно страдал, что не может помочь. Я до сих пор не знаю, что произошло у него с Грумзером, но знаю одно: будь он в составе всё это время, не случилось бы ничего из того, чем всё закончилось.

Тезис пятый: окей, сэра Карла надо было убирать, окей, вы пролюбили тайминг, это понятно, бывает, даже почти это признали. Буханка Грумзер — всё же замена скорее достойная, чем нет. За полгода я всё же поняла, почему Томми так любят в клубе и почему другие кандидатуры даже не рассматривались. Томми смелый, с мозгами, в доску свой, не боится экспериментировать, ставит в целом даже довольно симпатичный атакующий вертикальный футбол, чуть более комбинаторный, чем сэр Карл, и оттого более весёлый. Не будь все эти месяцы абштигскампфа, это было бы даже красиво и раскрепощённо. Финта ушами с Харрером я всё ещё не понимаю, но он быстро локализовал дыру в созидании и вытащил Тафернера, на что не каждый бы решился в борьбе за невылет. В конце концов, это всё закончилось красиво — пусть и горько, но с огромным достоинством. И два матча с четырьмя голами за месяц для вылетающей команды, которая не умеет забивать, это очень, очень славно. Наверное, я хочу, чтобы он оставался, и наверное, я тоже верю в то, что это может быть историей надолго.

Тезис последний: всё, конечно, очень плохо, мы все умрём, сраный ваттенс на Тиволи вместо нас это будет что-то запредельное. В руководстве опять разброд и шатания, дедуля-президент уже пошёл нахрен, Али Хёртнагль следующий на выход, концепция четверной власти провалилась спустя несколько месяцев. Но одно радует: в клубе остались ещё люди, которым на это всё не плевать. Не плевать Томми Грумзеру, который вроде как остаётся тренером, потому что он готов чуть ли не бесплатно всем этим заниматься, другой жизни он не знает. Не плевать неофициальному спортдиру-пресс-атташе Феликсу с его практикантом, которые придумали себе концепцию развития клуба и не готовы признавать никакие планы Б. Не плевать намекающему на то, что он остаётся, Кнетти. Не плевать кучке фанатов, которые злятся, бесятся, проклинают власти Тироля и бизнес-элиты, но которые всё равно придут обратно.

Может быть, так получится хоть как-то продолжать дальше.

Обязательно надо доехать в следующем году снова. И теперь не просто пьющим шпритцер фанатом на Норде, а аккредитоваться, пойти знакомиться, поговорить, чтобы показать, что в мире на одного человека, которому на всё это не плевать, больше, чем они думают.

@темы: мужики в трусах с мячиками, австролига, тирольское днище мирового футбола

---

Пять лет назад пришла желторотой хлопающей глазами девочкой на побегушках, ухожу умеющим всё на свете прожжённым волком телеэфира с впитавшимся под кожу риоплатским диалектом и «если когда-нибудь захочешь, то все двери открыты» от супер-начальника. Пережила Игры, Евро, ЧМ, евролижные субботы, снежный хуякинг и сдачу программы каждый сраный понедельник, поэтому теперь мне в жизни ничего не страшно. А про двери... Может быть, когда-нибудь, no hay dos sin tres.

А пока — в новые воды. Только в движении жизнь, только к новым горизонтам и стоит стремиться. Ради этого это всё и есть.

И да, очередной экзамен на умение отпускать людей, вещи и ситуации сдан на отлично. Расплакалась всего полтора раза, оба — наедине с самой собой и своими ощущениями. Это только моё, никто не смеет этого видеть. И как это круто-то, а.

@темы: про Аннушку, работа работа перейди на Федота

---

Ну что, у нас закончился очередной фест, на который я принесла опять ведро никому не нужного австрийского говна. Команда-мем «ЛАСК» совершенно бессовестно съела мне мозг в этом сезоне, и масштабы моего глорства пугают даже меня саму — правильно, сходи посмотри на то, как они получат от твоих тирольских колхозников (отдельная тема для разговора, но никак с силами не соберусь), вкрашься в гопника Гойгингера и Петечку Михорля одновременно, страдай весь оставшийся сезон.

Про «Рапид» я уже всё сказала, добавить мне нечего. А про «Зальцбург» я хотела написать совсем, совсем другое, а потом два раза за месяц посмотрела на то, как распидорашивает лучшего человека в этом клубе явно на почве того, что ничего уже не будет как прежде, и всё. Поэтому просто принесу все три текста и помолчу.

Название: Недотрога
Автор:  blenamiboa
Размер: ~1100 слов, мини
Пейринг/Персонажи: Петер Михорль/Томас Гойгингер («ЛАСК»)
Категория: слэш
Жанр: слюни и сопли
Рейтинг: PG-13
Саммари: Томас Гойгингер обижен на весь белый свет. Петер Михорль пытается что-то с этим сделать.
Ключ: сильные эмоции
Предупреждение/Примечание: тренер «ЛАСКа» Оливер Гласнер, работавший над проектом команды четыре года, несколько недель назад решил, что он уходит в «Вольфсбург». Не все игроки пережили это нормально.

Делить на выездах комнату с неразговорчивым человеком – то ещё удовольствие. Особенно когда сам заткнуться не можешь ни на минуту. Но когда этот самый неразговорчивый человек ещё и обижен на весь белый свет, то всё, пиши пропало.

— Томас, ты дверь закрыл?

Ноль реакции. Петер смеряет взглядом длинную фигуру, бездвижно развалившуюся на своей кровати в углу, хмыкает и сам тащится в коридор, чтобы проверить задвижку на двери номера.


По правде говоря, Петер его понимает. Может, даже больше, чем хотелось бы: им всем слишком сложно поверить, что их наставник сделал ровно тот выбор, что он сделал. Да, жизнь на этом не заканчивается, их крохотный стадиончик посреди ничего останется стоять, может, даже не весь костяк команды разбежится по сторонам с открытием трансферного окна – но когда у тебя внезапно отбирают будущее время из языка, инструментов на то, чтобы даже просто задуматься о грядущих месяцах и тем более годах, просто не остаётся. Есть только вечное сегодня – и необъятное вчера, в топкой трясине которого увязает всё, что до нынешнего момента имело смысл.

У них были планы. Совместные планы, за каждое новое обсуждение обрастающие всё более продуманными подробностями. Европа, выезды, матчи под светом прожекторов, выкручивающих яркость цвета у всех предметов вокруг хлеще фильтра в инстаграме, новые идеи и тактические уловки, чья очередь ещё не подошла, одно, другое, третье… Ничего этого больше нет. Два удара по морде, слева и справа, и контрольный прямо в солнечное сплетение. На ногах уже не удержаться, и остаётся лишь шмыгать носом, надеясь, что кровь быстро запечётся.

Томас, знающий об уличных перепалках побольше всех этих домашних мальчиков, принимает оставленные без ответа пощёчины слишком близко к сердцу.


— Пойдёшь к Макси с Алексом в карты играть? Они… — Петер перехватывает едва заметный взгляд в свою сторону и осекается. Даже не поворот головы, не какое-то движение, нет, просто блеснувшее отражение светильника в глазном яблоке и на миллиметр изменившийся прищур раскосых глаз. — Понял, никуда ты не пойдёшь.

Лучше бы матерился, ей богу. Проорался, заехал бы кулаком в дверцу шкафчика в раздевалке, как тогда, после «Бешикташа», припёр бы кого-нибудь к стенке, как после того мерзкого матча в Инсбруке, да что угодно, думает Петер, рассматривая его застывшие крестом на груди руки. Что угодно, но не вот это тупое смотрение в потолок третий час подряд.

— Ты… не против, если я…? — не то чтобы ему нужно было разрешение, ещё чего, но для того, чтобы просто бросить его так страдать в одиночестве, переживая и пережёвывая новости последних дней на этом так некстати всплывшем в календаре выезде в Вену, Петер был слишком хорошо воспитан.

— Я тебе не мать родная, — еле слышно, сквозь зубы доносится с соседней кровати.

Да неужели, язык он всё же не проглотил. Петер подтягивается к краю своей постели, чтобы максимально картинно занять выжидающую позу и попытаться всё же вытащить из него хотя бы ещё пару слов.

— И слава богу, что не мать, — с глупым смешком подхватывает он. — А вообще зря ты это всё.

Но диалог и не собирается клеиться дальше: в ответ он слышит лишь негромкое хмыкание.

— Томас, мы все тут в одной лодке.

— И?..

— Никому ещё затворничество не помогало. Пошли, развеешься.

Он — какая неожиданность! — никак не реагирует. Только ещё сильнее щурится и едва заметно хмурит белёсые брови. Петер не выдерживает, картинно цокает языком и с максимально театральным вздохом поднимается с кровати, чтобы пересесть на соседнюю. Томас машинально подтягивает ноги, чтобы оставить ему больше пространства, и Петер плюхается с негромкой усмешкой.

— Вот недотрога, а, — улыбается он и кладёт ему руку на колено. Специально. Чтобы позлить.

Желаемый эффект оказывается достигнут моментально: Томас дёргается, пытаясь спихнуть чужую пятерню со своей ноги, резко привстаёт и на несколько мгновений замирает, уставившись ему прямо в глаза. Если бы злость можно было увидеть, она потоками лилась бы из узких щёлочек, обрамлённых русыми ресницами.

Петер продолжает ухмыляться.

— Ну же, — тихо, но уверенно произносит он. — Наори на меня, давай.

Томас даже не моргает.

— Оставь. Меня. В покое, — цедит он сквозь зубы.

— Ещё чего, — уже чуть менее твёрдо, но всё так же настойчиво отказывается Петер. — Вперёд. Как будто я во всей этой чепухе виноват.

Уши предательски наливаются кровью — организм не обманешь, как бы ни убеждал себя, что знаешь, что делаешь. Но взялся играть с огнём, ожогов не бойся. Терять ему нечего, поэтому он максимально уверенным движением переводит ладонь выше, на бедро. По-свойски.

Столь наглое нарушение границ не остаётся без реакции. Томас резко вскидывает руку, почти что замахиваясь — но цепкие пальцы успевают поймать его за запястье. Он взбешён, он шумно выдыхает, как запыхавшийся бык, даром что копыт нет, чтобы гневно бить ими о землю. Петер смотрит ему прямо в глаза и едва заметно кривит рот в ухмылке: это явно лучше, чем пялящийся в потолок мешок с картошкой на соседней кровати.

Они застывают в этой нелепой, неудобной, неловкой позе — схлестнувшись в воздухе, с непрошеной ладонью на бедре. Проходит какое-то время, прежде чем Петер решается что-то изменить в диспозиции: он резко наклоняется вперёд и торопливо, обрывисто чмокает его не то в губы, не то куда-то в уголок рта, почти что в щёку. После чего отстраняется, убирая руки, отворачивается и задирает курносый нос. Томас не успевает никак отреагировать: негромкий, но звонкий смех заполняет комнату.

— Дурак ты, Гойги, вот ты кто.

От гнева не остаётся и следа. Он сменяется оцепенением, не менее неловким и столь же непродуктивным — теперь Томас пялится на него с широко распахнутыми глазами, но всё так же ничего не говорит в ответ.

Петер бросает на него короткий взгляд и показательно вздыхает, неудовлетворённый отсутствием вербальной реакции.

— Ты абсолютно безнадёжен, — выдыхает он и снова приземляет ему пятерню на колено, не встречая на этот раз практически никакого сопротивления. — Продолжишь обвинять всех вокруг, в следующий раз сделаю это прилюдно.

И прежде чем Томас успевает что-то возразить, Петер, всё ещё пунцовый до кончиков оттопыренных ушей, уже чуть менее самоуверенно тянется к нему снова. Он сам, кажется, не до конца понимает, зачем делает это во второй раз — первый-то преследовал вполне конкретные цели, — но замешательство и полнейшая беспомощность в этих раскосых глазах чего-то да стоят.

— Макси с Алексом будут в абсолютном восторге, когда я им расскажу, как вывел тебя из транса, — второй поцелуй затягивается куда дольше, чем рваный первый, но заканчивается он ровно так же: Петер заливается смехом, как только отлипает от него. Снизить градус абсурдности происходящего не может даже явная вовлечённость обоих в повтор процесса.

— Только попробуй, мать твою, — Томас сверкает глазами, протестуя против подобной перспективы.

— Тогда тебе придётся пойти со мной и проконтролировать, чтобы я никому не разболтал.

— Вот сволочь, а.

— Кто бы говорил, бука.

Жаль только, что тем же самым способом не заставишь его поговорить без обиняков с тем, кто, по его мнению, предаёт их всех. Но ничего, думает Петер, непроизвольно потирая горячие кончики ушей, пока наблюдает, как Томас поднимается с кровати и нехотя влезает в кроссовки. Не всё сразу. Он ещё придумает, как это сделать.


Название: До последнего призвука
Автор:  blenamiboa
Размер: ~2200 слов, мини
Пейринг/Персонажи: Хельге Пайер/Рихард Штребингер (венский «Рапид», чтоб он неладен был)
Категория: джен с оооочень минимальным напылением чего бы то ни было
Жанр: relationship study
Рейтинг: G
Саммари: Иногда со словами нужно быть аккуратнее — порой у этого бывают далеко заходящие последствия.
Ключ: командная работа
Предупреждение/Примечание: Пайер, легенда зелёной части Вены, тренирует в клубе вратарей с 2016 года. Его ванильный инстаграм это действительно что-то совершенно убийственное в своей незамутнённости. Все приведённые в тексте цитаты из телевизионных появлений соответствуют действительности. И да, пусть вратарский корпус «Рапида» катится к чертям, а то невозможно жить уже.

«Бесхарактерный». Это слово звенит в голове пуще мелочи в широком кармане. Ещё и сказанное на всю страну, оно становится громче, осязаемее, масштабнее – настолько, что пальцы сами сжимаются в кулак. «Бесхребетный». «Слишком слабые нервы». Ишь чего.

Рихард не может заставить себя оторваться от этой нарезки. Как заправский мазохист, он раз за разом перематывает видео на начало, пока в глазах не начинает рябить от собственного же мельтешения на экране. На фоне неизменно один и тот же голос, сыплющий красочными эпитетами. Чуть хриплый, глубокий голос, который Рихард может узнать с первого же звука «бэ» в слове «безвольный». Хельге Пайер, кумир и легенда клуба, в майке которого он оказался, разумеется, имеет право на то, чтобы высказывать своё ценное мнение, и с ним, наверное бы, надо считаться. Но не когда это превращается в еженедельное унижение в прямом эфире на все восемь миллионов населения.

Он отворачивается от экрана и трёт уставшие глаза под очками. Помедлив несколько мгновений и прикинув, хочет ли он ещё раз услышать, как его зовут мягкотелым, или уже достаточно самобичевания, он всё же решает закрыть ноутбук.

Этот экспертишка слишком много на себя берёт.

***

Путь от плохого к худшему оказывается запредельно коротким. Когда этот человек заходит в раздевалку вслед за клубным руководством, у Рихарда сердце проваливается куда-то по направлению к пяткам.

Слухи о том, что ведутся какие-то разговоры, ходили, но было проще и безопаснее игнорировать их до последнего — мало ли что говорится о клубе, в очередной раз слетевшем со всех предохранителей. Но когда они пересекаются взглядом — прямо здесь, прямо сейчас, в раздевалке, которую уже привык считать своей, — он понимает, что спрятаться уже не получится. Как бы ни хотелось провалиться сквозь землю в эту самую минуту.

Колесо начинает крутиться, и стратегия молчания, впрочем, из единомоментной становится основной. Новый наставник решает сделать вид, что им нечего обсуждать, и Рихард невольно задаётся вопросом, знакомо ли ему вообще понятие неловкости, или же он функционирует по принципу «встал, отряхнулся и пошёл» и в жизни, а не только в своих бесконечных мотивационных монологах до, после и вместо тренировок. Нет, он просто делает свою работу, ни единой мышцей лица не показывая, что что-то может быть не так. Как будто кто-то другой, с точно таким же хрипловатым голосом, нёс всю эту околесицу про того, кто по иронии судьбы спустя несколько месяцев попал ему в попечение.

Набраться смелости прямо задать вопрос Рихард, конечно же, не может.

Да и не с чего.

Рихард безмолвно провожает взглядом нового тренера вратарей, приобнявшего его дублёра Тоби и что-то увлечённо ему объясняющего, и решает, что разговаривать им действительно не о чем.

***

Это становится наваждением. После каждой новой ошибки, после каждого чёртового плохого матча – неделя за неделей же ведь одно и то же – этот голос пульсирует у него в голове. «Он не верит в себя», – стучит в мозгу клювом дятла по дереву. «Слабодушный», – слышит он раз за разом внутри себя, наблюдая, как Хельге собирает мячи после тренировки. Этот голос, кажется, даже и не принадлежит уже этому человеку; он отделился и живёт своей жизнью внутри его черепа, чтобы возникать, как только сомнение начинает заволакивать сознание пеленой.

Настоящий Хельге никогда не говорит ничего похожего тем же самым проклятым голосом. Он в принципе не слишком много и говорит иного, помимо стандартных планов на тренировки да шаблонных мотивационных фраз, будто бы взятых с дурацких открыток в книжных магазинах — таких, что ложатся в голову только при изрядном помутнении рассудка. Рихарду приходится прилагать усилия, чтобы не морщиться в ответ на очередную банальность. И всё же он не может отделаться от ощущения, что из этих уст, этим самым чёртовым голосом, вся эта чепуха про веру в себя, борьбу и счастье звучит довольно… естественно, что ли, пусть и всё так же надуманно. Но у самого бы так не получилось.

Да вот только настоящему Хельге вытеснить своего двойника из его головы не получается. Чем больше заевшая пластинка заглушает те слова, которые не мешало бы впитать до последнего призвука, тем больше нарастает этот снежный ком. Недосказанная фраза, не заданный вовремя вопрос, косой взгляд, слово, заглохшее на первом звуке — и та металлическая хрипотца снова отдаётся от внутренних стенок черепа. Здесь и сейчас.

«Играть будет Тоби».

Рихард снова никак не отвечает. Он просто тихо надеется, что хоть Тоби не замечает в голосе наставника этот железный призвук.

***

Тоби, кажется, вовсе не задаёт себе лишних вопросов. Он покорно делает всё, что ему говорят, а в ответ получает двойную награду: дозволение фамильярничать — ластится как ручной щенок, не без злобы отмечает про себя с лавки Рихард, сначала лапу, потом галету, — и публичную похвалу. Такую, о которой в свой адрес и подумать смешно.

Но конечно. «Они слишком похожи», — с умилением твердят все вокруг, намекая на почти идентичную биографию. В этом-то и главная проблема, постоянно повторяет про себя Рихард.

***

Начало нового сезона, впрочем, приносит свежие ветра: перед первым туром Гого Дьюричин отводит его в сторону, так, чтобы Тоби не слышал, и негромко выдаёт:

— Готовься к старту.

— Чего, простите? — с плохо скрываемым удивлением переспрашивает Рихард.

— Что слышал. Хельге очень настаивает. У него и выясняй, с какого перепугу, — с усмешкой отвечает Гого и хлопает его по плечу. — Ну и странный ты, в первый раз вижу, чтобы кто-то не радовался слезанию с лавки.

— Да не, эээ, — на оправдания слов тоже не находится, поэтому он просто расплывается в виноватой улыбке. — Так рад, что дар речи потерял.

Гого недоверчиво прищуривает глаза, но затем картинно подмигивает.

— Ну смотри, а то ведь передумаю слушаться. Я ж за старшего, хоть вы, вратари, обычно и другого мнения.

Гого легко сказать. Рихард собирается с силами, чтобы всё же задать зудящий вопрос, только после матча, в котором, впрочем, его собственное выступление сложно назвать успешным, и двушечка от «Маттерсбурга» всё же оказывается в его сетке.

Хельге уже куда-то торопится, как всегда, суетливо клацая длинными пальцами по экрану телефона — очередной пост в его восторженный инстаграм четырнадцатилетней девочки, не иначе, — поэтому приходится его окликнуть.

— Хельге! Подожди…

Он отрывается от телефона и почти что заинтересованно поднимает взгляд.

— Эээ, мне кажется, мне нужно с тобой поговорить.

— Да без проблем. Коммуникация, как я всегда говорю, это залог правильной командной рабо…

— Можно хоть раз нормально, без этой чепухи? — выпаливает Рихард и сам пугается собственной прямоты.

Хельге смотрит на него несколько секунд, не мигая, потом убирает телефон в задний карман джинсов и кивает в направлении стадионного кафе для персонала и игроков.

— По кофе?



Как только две чашки со звоном опускаются на поверхность дальнего столика в углу, Рихард — торопливо, чтобы не успеть передумать, — идёт в атаку.

— Что вообще за хрень происходит?

— Я всё же попросил бы тебя конкретизировать, чтобы мы не разошлись в понимании того, что именно ты называешь «хренью», — Хельге выглядит невозмутимо, но в глазах поигрывает разгорающийся огонёк интереса. Как же, очередной кейс для доморощенного психолога.

— Вот это всё. То играю я, то играет у нас, видите ли, Тоби, а меня как будто не существует, пока вы скачете друг вокруг друга как заведённые, то ты расхваливаешь его на всю страну по телеку. А теперь вдруг я снова пригоден для того, чтобы перчатки не только на тренировке натягивать.

Хельге смотрит не него не мигая — и не реагируя, будто бы предлагая вывалить всё сразу. Рихард чуть медлит и всё же решается добавить:

— С чего бы это? Я же, сам знаешь, «бесхарактерный».

Смешок в ответ заставляет его вздрогнуть.

— Так вот в чём дело, — Хельге плавно откидывается на спинку стула, — а я, дурак такой, целый год гадаю, почему ты пол взглядом сверлишь, как только я рядом появляюсь.

Рихард не смотрит на него. Он бесцельно очерчивает пальцем ручку от своей чашки, снова и снова.

— Жизнь — смешная штука, Ричи. Хотя ты, наверное, и сам это уже прекрасно понял.

Из кафе они уходят только тогда, когда оставшийся последним из своей смены официант заменяет десятый кряду вопрос, не желают ли они чего-нибудь ещё, на робкое «можно ли поинтересоваться, сколько ещё вы планируете тут сидеть?».



Иногда гораздо нужнее просто задать давно мучивший вопрос — и понять, что ответ на него не имеет никакого реального значения. Хельге, конечно же, сказал, что сейчас бы ни за что не позволил бы себе эти слова в его адрес, снаружи видишь вещи иначе, чем изнутри, это действительно было некорректно в отношении кого бы то ни было и ему очень жаль. Всё то, что Рихард и так знал сам — и примерно тот же набор шаблонных извинений выдал бы любой другой воспитанный и разумный человек в любой аналогичной ситуации.

Куда важнее другое. В ушах снова заседает другая фраза — брошенная уже на прощание, когда Хельге придерживал перед ним дверь в едва освещённый коридор внутренних помещений стадиона. Едва слышно, вполголоса, почти в пустоту, он вскользь бросил: «И нет, Ричи. Слабые духом в глаза своим страхам не заглядывают».

Почти незаметная металлическая нотка в звуках его собственного имени почему-то превращает очередную заурядную истину жизни от Хельге Пайера в девиз, который позорно хочется выцарапать себе на коже, чтобы въелся навсегда. И чёрт его знает, почему.

***

С этого вечера всё становится иначе. Мелом по школьной доске действовавшие на нервы мотивационные речи больше не кажутся раздражающими — даже несмотря на то, что их количество доходит до запредельных масштабов. Ручеёк, нашедший себе русло, разрастается до бурлящей, кипящей реки, и поток простых, но внезапно ставших действенными, банальностей выливается на него ежедневно. Может, просто потому что он перестал уходить в себя на это время, только чтобы не слушать лекции о мотивации, цели и средствах, счастье и удовлетворенности работой. А может, потому что Хельге наконец-то вспоминает, что подопечных у него больше, чем один-единственный заглядывающий ему в рот без устали Тоби.

Но когда Рихард ловит себя на том, что который день украдкой и, главное, безо всякой иронии заглядывает к нему в инстаграм за дополнительной порцией того, что и так окружает его на тренировках, то понимает: наверное, как-то так это и должно работать.

И работает же.

Голос Хельге, спокойный, уверенный, с такой до боли уже знакомой хрипотцой на отдельных тонах, заполняет собой всё пространство в его маленьком мирке. Он с ним на тренировках, когда объясняет очередные тонкости — кажется, у него на каждый шаг находится история из собственного опыта, и не всегда положительного, — и когда прикрикивает, срываясь в высокие ноты, за косяки. Он с ним после тренировок, когда Хельге собирает всех своих подопечных в отдельном уголке в раздевалке, чтобы в очередной раз выдать тираду про то, как надо настраиваться и воспринимать происходящее, плохое ли, хорошее ли. Он с ним перед матчами, когда Хельге выходит с ним на поле разминаться, следит за каждым шагом, ходит по пятам, а в последние мгновения перед тем, как оставить его одного, привычным жестом берет его за плечи и, смотря прямо в глаза, находит каким-то непостижимым ему образом нужные фразы и выражения.

С этими словами он не остаётся один, даже когда Хельге уходит.

«Помни, я за твоей спиной, даже если тебе кажется, что это не так», — повторяет он раз за разом. Иногда Рихард украдкой ловит себя на том, что едва заметным жестом заглядывает себе через плечо, когда есть возможность.

***

Однажды, когда на и так начавшейся с нелепого пропущенного за шиворот гола тренировочной двухсторонке Рихард слишком неуклюже прыгает за мячом и врубается в чёрт знает каким образом оказавшегося в атаке Зонни с его чугунной головушкой, эта фраза становится материальной.

Лицо Хельге мелькает в круговороте размытых очертаний, мельтешащих над ним — но потом, как врачи решают, что продолжать ему точно не стоит, исчезает.

Краем глаза, пока сознание окончательно не заволакивает непроглядным туманом, Рихард успевает заметить, что Хельге подмигивает ему, натягивает перчатки и сам направляется к воротам.

Вечером, чуть оклемавшись, Рихард находит в себе силы нарушить запрет врачей и всё же берёт в руки телефон, чтобы обрывисто настучать сообщение, прямое, без красивых слов. «Ты и правда у меня за спиной. Спасибо, что подстраховал». Хельге отвечает горсткой смайликов, а потом добавляет: «Командная работа. Придёшь в себя, расскажу кое-то».

И третьим сообщением бросает: «Чертовски рад, что ты в порядке. Не пугай так больше». Рихард почти что слышит, как знакомый голос произносит у него в голове эти слова. И он не уверен, что дело в одном только сотрясении мозга.



Хельге действительно оказывается есть что рассказать про разного рода травмы. Все зимние сборы они проводят в долгих разговорах – и Рихард не может не отметить, что с каждым разом Хельге выдаёт ему всё больше деталей, шаг за шагом, подпуская ближе. Его опыт накладывается на собственный, и на весеннюю часть чемпионата Рихард выходит в нелепом шлеме на голову, который со временем станет такой же частью его бесчисленных ритуалов с экипировкой, из-за которых во всех своих командах слыл посмешищем.

Но он же обещал больше не пугать. Окружающих, родных, команду или лично Хельге – он не решил. Да и не стоит.

***

— Он, конечно, с огромной придурью. Хотя кто из нас, вратарей, без странностей?

Сохранять невозмутимый вид, когда сидишь в студии, напомаженный до безобразия, а в глаза пыточными лампами уставлены прожекторы, и так-то не слишком просто, но куда сложнее, когда слышишь всё тот же самый знакомый голос, снова на всю страну говорящий о тебе самом. Рихарду хочется провалиться сквозь землю от неловкости, но довольно затруднительно сделать это, когда обвешан проводами для микрофонов с ног до головы – попросту не улетишь далеко, даже разверзнись тут геенна. Мало того, что «Скай» позвал его в студию, когда у самого были совсем другие планы на вечер, так ещё и ему приходится выслушивать перед камерами, что его наставник втихаря от него наговорил их репортёрам.

— Но знаете что? — произносит Хельге на экране, и его хрипловатый голос отражается от всех стенок студии. — Я вот люблю всю его придурь. И вообще, я просто люблю его самого, со всеми его странностями.

Рихард не слышит металлического призвука ни в едином слове. Он просто смотрит куда-то в пространство застывшим взглядом. Как меняются вещи за три года-то, только и может подумать он.


Название: Сиреневая Итака
Автор:  blenamiboa
Размер: ~600 слов, драббл
Пейринг/Персонажи: Кристоф Фройнд (с намёком на Кристоф Фройнд/Марко Розе)
Категория: очень лайтовый пре-слэш
Жанр: абстрактные сопли
Рейтинг: PG за намёки
Саммари: Всё это — просто сменяющие друг друга гребни волн, несущие его назад, к Итаке, которую он никогда на самом деле не покидал.
Ключ: одиссея
Предупреждение/Примечание: Фройнд, спортдиректор «Зальцбурга», всю жизнь мечтал играть за предшественника газировочной команды, «Аустрию», но смог дойти лишь до дубля. Любовь не угасла, и после прихода «Ред Булла» в клуб всей своей жизни он пошёл туда работать, мечтая снова вернуть ему человеческое лицо и превратить обратно в то, что так любил. Определённого прогресса на этой почве удалось добиться за долгие годы, но это процесс в час по чайной ложке.

Это просто долгая дорога домой, раз за разом думает Кристоф.

Он небрежно бросает пиджак в прихожей, включает лишь неяркий светильник в гостиной, плещет в бокал цвайгельт и плавно опускается в кресло. Расстегнув верхнюю пуговицу привычно белоснежной рубашки, он делает глоток, чуть больший, чем, наверное, пристало бы, и закрывает глаза.

В сознании всполохами мельтешат цифры, люди, лица. Имена, которые нужно запомнить и которые уже можно забыть, но не выйдет. Бесконечная вереница тянется нитью по лабиринту – может быть, когда-то она и выведет его обратно к свету. Может быть. Никто не обещает, что это будет скоро – и никто тем более не обещает, что это когда-нибудь вообще случится.

Ему ли, когда-то вслед за собственным отцом выстругивавшему из грубых кусков древесины годные вещи, не знать, что работа, тяжёлая, кропотливая, никогда не бывает быстрой. Это руки в ссадинах и горы опилок. Это часы, дни, недели — а в его случае это медленно текущие годы. По песчинке в минуту, целая пустыня как мерило времени.

Марко, казалось ему, как никто другой понимал, зачем всё это. Впрочем, никто не может сказать, что понимает самого Марко в полной мере — одному господу Богу известно, что у него на самом деле на уме. Этим он и нравился Кристофу все эти годы: никаких наигранных улыбок и правильных слов, одно движение против шерсти, и он выпускает когти. Всё то, что позволить самому себе он никогда не мог, обязанный заискивающе сверкать зубами направо и налево и говорить вслух лишь то, что от него ожидают, оставляя всё по-настоящему важное для тихих бесед на две пары глаз да для безлюдных вечеров в неосвещённой квартире с темнеющим в бокале цвайгельтом.

Оглушающая прямота, понял Кристоф за эти годы, — оружие, от которого нет заслона. Для всех тех, кто под бряцание жестяных банок позабыл, что у правды другие цвета, кто повёлся на велеречивые обещания и поверил в сказки, Марко стал спасительным хлопком в ладоши. Хлоп, и пелена многолетней полудрёмы развеивается, обнажая стыдливую потребность просто смотреть на команду из этого города, наплевав на то, что у неё на эмблеме. Кристоф вспоминает сиреневые проблески на трибунах, с каждой новой победой и каждым новым ударом по щекам наотмашь всё больше, и не может отделаться от мысли, что берег вот-вот покажется из-за горизонта.

Чем больше побеждаешь, тем быстрее трава отрастает на старых проплешинах, сказал ему как-то за послематчевым джин-тоником Марко. Потому что это тоже мерило времени — неделя за неделей, — которое тоже становится отметкой о пройденном пути. Только так можно зализать раны и идти дальше, шаг за шагом.

А когда казалось, что застрял на месте, зажатый в тиски между высеченными в камне обязательствами и чувством долга, всё равно оставался цвайгельт, приглушённый свет в гостиной и стук собственного сердца, когда верхнюю пуговицу белоснежной рубашки расстёгивают не свои пальцы.

Но если пути конца и края нет, раз за разом приходится оставлять за кормой приглянувшиеся земли. Терять что-либо, давно понял он, входит в его должностную инструкцию.

Учиться находить потерянному замену — ещё одна прямая обязанность. Где ему взять эти острые углы, или этот мальчишеский задор с блестящими глазами, или эту мягкую настойчивость, или это нахальство без меры, или этот солнечный свет, расплывающийся по самым тёмным коридорам — вместо всех тех, кто остаётся позади, — он пока не знает.

Кристоф делает ещё один большой глоток из бокала и сползает чуть ниже по креслу, окончательно расслабляясь.

Куда он денется, в конце концов. Всё это — просто сменяющие друг друга гребни волн, несущие его назад, к Итаке, которую он никогда на самом деле не покидал. Главное, чтобы в трюмах не завалялось мехов с шальными ветрами, способными вновь унести этот корабль прочь от столь близкого уже берега.

Это просто долгая дорога домой, повторяет про себя Кристоф. Снова и снова, бесконечной мантрой, только и удерживающей его на плаву.

Когда-нибудь он туда попадёт.

@темы: писанина, мужики в трусах с мячиками, австролига, сказочки о крашеном быке

---

Наркоз — веселейшая вещь. Вот ты кривишься от того, что тебе больно вставили катетер, вот ты слышишь опускающийся поршень шприца, вот ты не успеваешь досчитать до пяти, потому что всё тело начинает колоть, а вот ты уже едешь на каталке в палату, а везущий тебя медбрат со ржачем рассказывает, что ты только что очень сильно куда-то рвалась с воплем «Ну я же опаздываю!».

Рвалась я, как это ни абсурдно, в Леверкузен, снившийся мне всю операцию, и я куда-то действительно криминально опаздывала из-за грёбаной аахенской регионалки, а пропустить это что-то я не могла ну никак. Кажется, я первый и последний человек во вселенной, кому при наркозе снится сраная RE1 Хамм-Аахен. Моё подсознание наглядно демонстрирует степень днища в моей жизни.

А так болеть говно, операции говно, страховая медицина зато весёлая, и модная скорая и понтовая больничка с видом на лес и вкусной рыбой на ужин — очень пойдёт. А также очень жизнеутверждающе получить миллион встревоженных сообщений от очень ожидаемых и весьма неожиданных людей после пары аттеншн-вхоринговых сторис в инсте — но для этого же инста и существует, правильно?

@темы: про Аннушку

---

Кажется, всё-таки что-то я, по мнению вселенной, делаю не так, если она вдруг решила, что накануне смены работы и прочих радостей жизни в виде поездки в Лондон на деревню дедушке мне совершенно точно нужно, чтобы мои лайтовые хронические проблемы со здоровьем бомбанули до того, что в среду, если успею собрать бумажки и анализы, мне на операцию.

Ну, или в очередной раз не интересно ни во что играть, если уровень сложности не выкручен на полную катушку.

@темы: нытье, про Аннушку

---

И пора чуток каминг-аутнуться. Сколько лет я всем говорила, что терпеть не могу венский «Рапид», что на то есть вполне конкретные причины, что мне не нравится их эстетика, мне не нравятся их фанаты, я бомблю уже столько лет с их руководства, что у меня личные счёты с их молодёжкой и их прекрасным командным врачом, ггг. Так вот. Пора это признать:

У меня проблемы с СК «Рапид» Вена, и очень конкретные.

Все мои предыдущие аргументы о том, почему я терпеть не могу зелёную часть Вены, разбились о местный вратарский корпус. Всё. Я не могу. I am unable to can, танкист Штребингер и прости господи Хельге Пайер добили меня с концами, разобрали на винтики, стёрли в радиоактивный пепел.

Держалась до последнего, пока не рассмотрела сегодня случайно вот эту фотку, не заметила на бутылке с водой писанину явно тренерской рукой с его стандартным мотивационным хэштегом и посланием «мистеру Ричу» с сердечками и всем таким, и всё. Обмазалась огромным массивом фоток, обнаружила, что надписи время от времени меняются и что это новшество последних месяцев.

Пойду подумаю о своём поведении и о том, как дошла до жизни такой, что горю с грёбаного «Рапида». Хотя всё с тобой, Аннушка, ещё в октябре было понятно, когда ты потащила в Вене девок искать не Хоррштадион, а Ханнапи, и чуть не ограбила половину фаншопа.

@темы: мужики в трусах с мячиками, австролига

---

Хотела токсично вылить свои токсичные мысли по поводу ухода Брандта, но токсично воздержусь от чего бы то ни было, кроме констатации простого факта: дурак ты, Юля. Присядешь на лавку, и поделом. И не морщись, когда огребёшь от Норда в первый же выезд.

А вообще хотела принести другую мысль: отпуск это замечательно, особенно когда не весь он проходит в бегах. Делать бы так почаще. Венеция всё столь же отвратительная, но в компенсацию за это напоследок мне достался сказочный Бергамо, чей верхний город — это Зальцбург на минималках, везде играют на фортепиано прямо на улице, крафтовое пиво рекой и никаких сраных китайских туристов. Надо бы вернуться.

@темы: про Аннушку, drink & travel, мужики в трусах с мячиками, таблетзавод