мне очень-очень жаль, я не перейду в Сампдорию
Сил нет как хочу в Стамбул — до него ещё чуть меньше трёх недель, если коронавирус или политика не накроют мои планы медным тазом.
Всё ещё не имею обратного билета, потому что никак не могу решить, хочу ли я возвращаться через любимую в детстве Анталию (ух меня размажет), Белград или вообще через сумасшедший вариант с пидореньем в Анкару шесть часов на поезде, потому что я ужасно хочу посмотреть столицу. И что-то мне подсказывает, что Сербия Сербией, а вот в Анталии меня не было лет 13-14, и мне туда нужно просто безумно.
Мне всегда было безумно обидно, что у нас в обществе любить Турцию и турков не принято, мол, курортники с «ТАГИИИЛОМ» и сальные подкаты про «наташ» — а ведь мне, человеку, который в сумме, наверное, полгода из своих 26 провёл в кемерских деревнях, известно куда лучше других, насколько это на самом деле классная страна и классный народ. Роскошная природа, фантастические люди, клубничный сок, курдское мороженое из козьего молока, протяжные крики муэдзинов в пять утра и космический совершенно исламский мистицизм, кемерские горы и все греческие легенды про химер и горящий тысячелетиями огонь — ох. Всё это — моё детство, когда мы каждый год на две-три недели ездили под Анталию к знакомым, классным туркам, и мотались по всему региону, а потом смотрели матчи «Фенербахче» по выходным. Я, как мне рассказывали потом, лет до десяти даже могла три слова по-турецки связать — надо же было как-то общаться с деревенскими детьми. Сейчас помню только набор из слов тридцати-сорока и какие-то базовые правила грамматики, увы.
Потом, уже много лет спустя, со мной случился Стамбул, но это уже совсем другая история. Туда я приехала взрослым человеком, который нашёл внезапно место, полностью резонирующее с тем, что было и есть внутри меня, а потом обнаружил себя сидящей на крыше с видом на Айю-Софью, медленно потягивающей ракию, обнимающейся с человеком, которого узнала лишь несколькими часами раньше, и обсуждающей с ним то, как, может, тысячи две назад кто-то сидел точно так же и обсуждал, какой это безумный для восприятия город. Всё ещё считаю тот момент лучшим, что случалось со мной за последние лет пять.
Но это всё потом, а легло это именно на почву детства, в котором я чаще разбивала коленки не на даче в Подмосковье, а на холмах между Чамьювой и Киришем. Так что мне очень надо в Анталию, конечно же.
Всё ещё не имею обратного билета, потому что никак не могу решить, хочу ли я возвращаться через любимую в детстве Анталию (ух меня размажет), Белград или вообще через сумасшедший вариант с пидореньем в Анкару шесть часов на поезде, потому что я ужасно хочу посмотреть столицу. И что-то мне подсказывает, что Сербия Сербией, а вот в Анталии меня не было лет 13-14, и мне туда нужно просто безумно.
Мне всегда было безумно обидно, что у нас в обществе любить Турцию и турков не принято, мол, курортники с «ТАГИИИЛОМ» и сальные подкаты про «наташ» — а ведь мне, человеку, который в сумме, наверное, полгода из своих 26 провёл в кемерских деревнях, известно куда лучше других, насколько это на самом деле классная страна и классный народ. Роскошная природа, фантастические люди, клубничный сок, курдское мороженое из козьего молока, протяжные крики муэдзинов в пять утра и космический совершенно исламский мистицизм, кемерские горы и все греческие легенды про химер и горящий тысячелетиями огонь — ох. Всё это — моё детство, когда мы каждый год на две-три недели ездили под Анталию к знакомым, классным туркам, и мотались по всему региону, а потом смотрели матчи «Фенербахче» по выходным. Я, как мне рассказывали потом, лет до десяти даже могла три слова по-турецки связать — надо же было как-то общаться с деревенскими детьми. Сейчас помню только набор из слов тридцати-сорока и какие-то базовые правила грамматики, увы.
Потом, уже много лет спустя, со мной случился Стамбул, но это уже совсем другая история. Туда я приехала взрослым человеком, который нашёл внезапно место, полностью резонирующее с тем, что было и есть внутри меня, а потом обнаружил себя сидящей на крыше с видом на Айю-Софью, медленно потягивающей ракию, обнимающейся с человеком, которого узнала лишь несколькими часами раньше, и обсуждающей с ним то, как, может, тысячи две назад кто-то сидел точно так же и обсуждал, какой это безумный для восприятия город. Всё ещё считаю тот момент лучшим, что случалось со мной за последние лет пять.
Но это всё потом, а легло это именно на почву детства, в котором я чаще разбивала коленки не на даче в Подмосковье, а на холмах между Чамьювой и Киришем. Так что мне очень надо в Анталию, конечно же.