мне очень-очень жаль, я не перейду в Сампдорию
Проспала всё на свете сегодня, проснулась и увидела оповещалку на телефоне с сообщением «ИДЕАЛЬНЫЙ ПОДИУМ» от Алёнушки — но даже мысли себе не позволила в первую секунду, ведь нет, нет, нет, этого не может быть, стометровка была из рук вон плохой, сезон весь — который уже — насмарку, квалы тоже были не Бог весть какие.
Открываю Твиттер — и вижу Кристофа, лежащего без сил на дорожке. Господи, неужели, неужели, неужели.
Кристоф, мальчик мой — да не мальчик уже, а большой почти даже красивый мужчина, всё такой же угловатый и неуклюжий, так и не переросший эту подростковую неловкость и костлявость, — ты это сделал. Когда тебя уже несколько лет назад списали на свалку истории. Когда все эксперты до единого не включали тебя ни в один список претендентов ни на что. Когда уже, кажется, ты сам не верил в то, что сможешь вернуться на уровень самого себя двадцатилетнего.
Главное достижение твоей карьеры, чёрт возьми. Не потом, когда уйдёт Усэйн, за ним потянутся Гатлин и прочие сомнительные личности — твоих двадцати шести лет ещё хватит на попытку сделать что-то в Токио. Но ты сделал это сейчас. Так плачь же, плачь, уткнувшись в оба флага — а я буду плакать с тобой.

А Усэйн? Усэйн чертовски устал. Тело уже не восстанавливается с такой скоростью, оно уже не реагирует с такой точностью — он сам, вытирая со лба пот даже через минут пятнадцать после финиша, рассказывал об этом в микст-зоне. Он постарел. Это удивительно грустно — наблюдать, как на твоих глазах стареет самое совершенное тело на планете, и огромная душа, которую оно содержит, ничего не может с этим сделать. Только принять это, сделать верное решение вовремя — и попрощаться, как король, как божество. Непобеждённым.
Де Грасс, кстати, очень котичек — и ну да, я со всем миром маленько их шиппанула, потому что давно не видела, чтобы кто-то мог прямо в ходе забега навязать Усэйну конкуренцию. Даже сам Усэйн не ожидал, что кто-то ещё имеет достаточно здоровой наглости, чтобы так делать.
Открываю Твиттер — и вижу Кристофа, лежащего без сил на дорожке. Господи, неужели, неужели, неужели.
Кристоф, мальчик мой — да не мальчик уже, а большой почти даже красивый мужчина, всё такой же угловатый и неуклюжий, так и не переросший эту подростковую неловкость и костлявость, — ты это сделал. Когда тебя уже несколько лет назад списали на свалку истории. Когда все эксперты до единого не включали тебя ни в один список претендентов ни на что. Когда уже, кажется, ты сам не верил в то, что сможешь вернуться на уровень самого себя двадцатилетнего.
Главное достижение твоей карьеры, чёрт возьми. Не потом, когда уйдёт Усэйн, за ним потянутся Гатлин и прочие сомнительные личности — твоих двадцати шести лет ещё хватит на попытку сделать что-то в Токио. Но ты сделал это сейчас. Так плачь же, плачь, уткнувшись в оба флага — а я буду плакать с тобой.

А Усэйн? Усэйн чертовски устал. Тело уже не восстанавливается с такой скоростью, оно уже не реагирует с такой точностью — он сам, вытирая со лба пот даже через минут пятнадцать после финиша, рассказывал об этом в микст-зоне. Он постарел. Это удивительно грустно — наблюдать, как на твоих глазах стареет самое совершенное тело на планете, и огромная душа, которую оно содержит, ничего не может с этим сделать. Только принять это, сделать верное решение вовремя — и попрощаться, как король, как божество. Непобеждённым.
Де Грасс, кстати, очень котичек — и ну да, я со всем миром маленько их шиппанула, потому что давно не видела, чтобы кто-то мог прямо в ходе забега навязать Усэйну конкуренцию. Даже сам Усэйн не ожидал, что кто-то ещё имеет достаточно здоровой наглости, чтобы так делать.
Болт, конечно, король, и поступил по-мужскии мудро, это да.
Вообще эта олимпиада какая-то до слез драматичная, что ни вид, то спектакль.
У меня она, на удивление, вызвала эмоций меньше, чем обычно — но да, много театрального в хорошем смысле. То же фехтование или все командные-игровые виды, все дела.