Не могу, если честно, перестать думать про произошедшее на Нанга-Парбат.
Всё время, как я слежу за высотным альпинизмом, раз в полгода приходится видеть одну за другой знакомые фамилии в некрологах — или следить за смертью в прямом эфире, как было год назад с Томеком Мацкевичем на той же самой Нанге. К этому привыкаешь, такова судьба, таков выбор, и иной раз гора решает, что ты покусился на недозволенное. Но отдельные случаи несут в себе слишком много символизма.
Сейчас, когда Нанга сказала «нет» Даниэле Нарди, невольно вспоминаешь, что он устроил у её же подножья три года назад, когда должен был идти с Алексом Чиконом (пожалуй, последним великим альпинистом из тех, кто живы и ещё ходят в горы — он да Денис Урубко) и Али Садпарой, но вспылил из-за того, что Алекс с Али решили объединиться с Симоне Моро и Тамарой Лунгер, истерично свалил, а потом выволакивал всю триумфальную четвёрку в прессе долгие месяцы.
Никто иной не мог быть человеком, который сорвётся с соседней К2 и прилетит искать пропавших Нарди и Балларда, никто иной, кроме Чикона. Никто, кроме него, не мог пойти, наплевав на ужасное состояние горы, чуть ли не с вертолёта по ребру Маммери. Никто, кроме него, не мог спустя неделю разглядеть на снимках со своего дрона два тела.
Гора может быть куда более злопамятной, чем хочется верить.