Ещё в грёбаном Швехате, раздобыв в местной Билле классический набор из шинкенземмеля и бутылки Альмдудлера ака лучшей газировки в мире, я не могла отмахнуться от немного еретической мысли: чем-то я не тем все эти годы занималась. Германия Германией, там «Байер», Рейн и, ээээ, на этом всё, мои аргументы в пользу северных соседей заканчиваются, — но сердце-то моё южнее, и мне бы вполовину так же часто мотаться в лучшую в мире страну вместо той, где мне просто в некотором роде удобно. А в этот раз меня не было слишком долго: два раза по суткам с копейками в Инсбруке не считается, а дольше того аж два с половиной года не была. Нельзя так. Надо слушать сердце, потому что есть вещи глубже сиюминутных «хочу».

Не виденный, к моему стыду, прежде Зойцбург оказался совершенно магическим. Я редко разбрасываюсь этим словом в отношении мест (обычно всё про людей и события), но здесь оно максимально уместно, на каком-то подкожном уровне. Сказочный Хоэнзальцбург, бельмом висящий на краю поля зрения, где бы ты ни был, нависающий над тёмными проулками Мёнхсберг, Штигль рекой, от которого все эти кривые и косые улочки ещё более таинственны... Я ожидала увидеть туристическую дыру (потому и избегала его все эти годы), а увидела живой, дышащий город, одной ногой стоящий в какой-то искажённой реальности. Как Толедо из «Бунюэля и сокровищ царя Соломона» Сауры, только без южного флёра и с горами вокруг. Любовь с первого взгляда и, я надеюсь, надолго.

А Инсбрук — это старый друг. Мне уже и сосчитать-то сложно, сколько раз я в нём была, но последние пару я оказываюсь на набережной перед этими дурацкими домиками и ловлю себя на одной-единственной мысли, распирающей стенки черепа изнутри: «милый, я дома». С Ыншбруггом у меня уже давно отношения почти как с человеком, с которым получается видеться куда реже желаемого, но я знаю, что меня всегда ждут, что я в любой момент могу приехать, а меня встретят вином, поцелуями, смешными танцами под что-то непотребное где-то посреди нигде и тихой, безмолвной, проходящей сквозь года нежностью. Душераздирающий тиролериш, любимая бомж-пиццерия с видом на домик со ставнями и набережную, где я дописывала обзор матча Зойцбурга, общительные пенсионеры, море грюнера и цвайгельта, извечные стрип-клубы, до которых я никак не дойду, квартирка с балконом над Инном — ох, боже. Каждый закоулок крохотного города так знаком. Каждый раз приезжаю с желанием упасть на ступеньки перед Анназойле и просто разрыдаться от того, насколько мне там хорошо.

Вылазка в горы в приют старого нациста — блеск, план «перепутать Дубай со Штубаем» удался, а местные трёхтысячники выглядят настолько соблазнительно, что когда соберусь на неделю в затворничество, только в Штубай. Деревенская вечеринка в деревне Кампль (ОНО СЛУЧАЙНО) — лучшая пати года; когда ещё попляшешь, размахивая четвёртым бокалом грюнера, под Moskau Чингис-хана в исполнении тирольской народной группы на праздновании в честь самого большого кайзершмаррна в истории? Вот это тот тип вечеринок, который я одобряю. А работу регионального транспорта в Тироле не очень, поэтому теперь имею бесценное знание, что вызвать Убер в Тироле невозможно ни за какие деньги, при том, что формально он там работает.

А потом я закрыла гештальт шестилетней давности и сходила на лучший футбольный клуб страны — на тирольское днище мирового футбола, оно же Ваккерынсбрук. И господи, они такие прекрасные, это такой #нннф, такие котики в команде и на фанатской трибуне, что меня так сильно порвало на тысячу маленьких аннушек, что я наглохтилась местного шпритцера (шпритцер, шпритцер на футболе, ааа!) примерно раза в три сильнее, чем я планировала, и весь матч пребывала в блаженном состоянии вне этой реальности. Лучший вариант эвер, так искренне кричалкам, которые я не очень знаю, я ещё никогда не подпевала. Первая любовь всё равно самая сильная, и прошлая неделя это очень наглядно показала.

А с Веной мы наконец-то «поговорили» без обиняков. Я никогда не скрывала, что недолюбливаю чопорную столицу, где все с кислыми мордами и комплексом осколков империи, — но, кажется, с третьей попытки я поняла, как надо выстраивать с Веной отношения. Дворцы дворцами, но пропахший травой и пивом Пратер, хюттельдорфские или флорисдорфские ебеня, ночные брожения по «Эрнсту Хаппелю», попытки найти по гуглу открытый хойригер посреди нигде за Оттакрингом в частном секторе, море вина и «штурма» (напиток богов, сириусли) — это всё по ту же сторону медали, как и моя любимая палатка с карривурстами на набережной Дунайканала или курящий зал кафе у Фотивкирхе. Вена это не только Хофбург и шёнбруннские лабиринты. Она куда живее, если заглянуть за угол.

Хотя когда ты начинаешь новую встречу с Веной с того, что тебя укачивает в пратерском Ризенраде, в который ты зачем-то додумалась попереться с лютого похмелья, — это действительно новый взгляд на чуждый прежде город.