Сходила на ЦСКА — «Олимпиакос», впала в транс посреди матча, потому что всё, пора в этом признаться: я безбожно прогуливаю в этом году баскетбол, потому что Милош Теодосич, будь он трижды проклят, бросил всё и уехал зачем-то в Штаты.
Без него у команды нет этой тёмной магии. Нет этих передач за гранью законов физики, нет его ленивой расхлябанности и вальяжности, нет этой лотереи, будет ли он сегодня играть или же всё портить, нет его хамства и отмазок, нет его вечной борьбы с самим собой. Он был ходячей драмой, трагедией в пяти актах, с неизменным хором на фоне, он был нерукотворным шедевром и величайшим же проклятием этой команды. В нём была страсть — нет, не так, он сам был этой страстью.
Сейчас это классная команда хороших парней, слаженных, исправно работающих вместе, тусящих семьями после матчей под раклетт и странные настолки, это классные жёны и милейшие дети, это Итудис, у которого как камень с души свалился. Им стало без него легче: из команды исчезла чёрная дыра, высасывающая все эмоции, силы, всё время и внимание. И без него они слишком, слишком много потеряли. Хорошие мальчики никогда не выигрывают.
Милош тоже выиграл мало что на глобальном уровне. Но когда это было по-настоящему нужным, всё заступничество каких-то сложно описуемых материй распространилось от него на всю команду.
В НБА, как я заставила себя посмотреть несколько четвертей из разных матчей, его магия теряется, размывается за блеском софитов и рекламными паузами. Он предал самого себя и всё, во что верил, когда уехал туда — а сейчас теряет потихоньку и свои способности к колдовству. Это страшно, как и то, что он осознал, что он наделал, что ЦСКА собрался выигрывать в его Белграде, и он совершенно мазохистски собирается приехать и смотреть на это с трибуны — и боже, моё бедное сердечко.
Сегодня был один из тех матчей, которые Милош делал особенными. «Олимпиакос» — исторический противник, но в последние много лет это ещё было историей Милоша и Василиса. Каждый такой матч зависел от того, насколько Милошу хватит сил, смелости и духа взглянуть в глаза своему прошлому — в чём-то счастливее, чем последующие годы, в чем-то осмысленнее, и во всём практически гораздо более эмоционально заряженному, чем многолетнее отстранённое безразличие потом, — и не испугаться, увидев всё это в зрачках Васи. Раз за разом происходило одно и то же, и лишь с годами, с возрастом, с приближающимися концами карьеры это начало получаться.
А сегодня ничего этого не было. Никакого огня, никакого электричества. Просто Вася, безбожно теряющий с каждой новой моей с ним встречей свою божественную сущность, Вася-смертный, Вася, который поскальзывается на ровном месте, Вася, который не может отдышаться после рывка.
И без Милоша, смотрящего на него глазами раненого зверя.
Выиграли, молодцы, первое место в кармане, зашибись. Да вот только пресно всё это. Слишком пресно.
Я даже не принесу свою любимую гифку, потому что это будет больновато сегодня. Не стоит. Лучше вон пойду «Клипперс» гляну на днях.