[blenamiboa]

Я очень сильно извиняюсь, но кто-то словил сегодня адские Ляйпцих-филс, пока краем глаза смотрел под кухонные дела их баталию с «Шальке», меня накрыло любимым австроребёнком Кони Лаймером, который больше не Кони, а вполне себе Конрад, и в общем вот.

кони лаймер, ральф хазенхюттль, чуть меньше 600 слов без шапки и оформления

— ...да, Конрад?

Он пропускает это мимо ушей, даже не зацепившись в размеренном потоке речи тренера за собственное имя. Оно проскальзывает стороной, даже не коснувшись его сознания, проскакивает легко, как по жирной поверхности, не задерживаясь ни на мгновение, и пролетает куда-то дальше, в пустоту.

Потому что это не его имя.

— Конрад? Заснул на ходу?

Хази с неизменной лёгкой улыбкой выжидающе смотрит на него.

Ему приходится дёрнуть плечом, чтобы вывести себя из оцепенения, в которое вогнал его затянувшийся тактический нудёж (товарняк-то вышел ничего такой, зачем так долго?), и вот он, снова вынырнувший из своих мыслей. Смотрит прямо на Хази, на лице которого всё больше нарастает недовольство от его рассеянности.

И всё равно ничего не сходится.

Хазенхюттль перехватывает хоть какую-то искру осмысленности в его глазах, качает головой, растягивая сжатые губы так широко, как позволяет его почти квадратная по форме челюсть, и снова поворачивается к исписанной маркером доске.

***

Дни идут, лейпцигское небо остаётся таким же серым, наблюдать за инстаграмами товарищей в более тёплых местах становится всё невыносимее. Подготовка ко второй половине сезона всё больше вгоняет Кони в уныние: какой смысл в бесконечных повторениях, беготне в рондо и прочей ежедневной чуши, если игрового времени, при таких-то сокомандниках и даже с учётом Наби Шрёдингера, будет столько же.

И тогда Кони посещает идея. Глупая, отчасти наивная, отчасти смешная — он трижды проигрывает разговор в голове и каждый раз не может не расхохотаться от того, каким нелепым он кажется сам себе в этот момент — но чем чёрт не шутит.

Когда тебе двадцать, выглядеть смешно и наивно — одновременно самая страшная вещь на планете и абсолютный ничего не значащий пустяк.

Он для верности ещё раз повторяет про себя потенциальное развитие разговора, чтобы уж точно убедиться в том, что он лезет не в своё дело и гарантированно выставит себя на посмешище перед всем тренерским штабом, — и после одной из очередных унылых тренировок заваливается в офис к Хази.

***

Плечо разгорячённого тренера такое тёплое даже сквозь куртку, что сложно заставить себя оторвать-таки щёку после изнурительного матча. Всё тело дрожит от переутомления и избытка адреналина: вторые девяносто минут в этой команде, но настолько непохожие на первые, что Кони кажется, будто он только что дебютировал за новый, незнакомый клуб, играющий в какой-то другой лиге и, пожалуй, на другой планете.

Он находит в себе силы выскользнуть из медвежьих объятий триумфально сияющего Хази. Тот треплет его по мокрым волосам и сворачивает к телевизионщикам на послематчевые пару слов для прямого эфира, а Кони обессилено направляется к скамейке, собирать притащенное с расчётом на ожидаемую раннюю замену шмотьё, раскиданное в предматчевой эйфории куда шире привычно отведённой для этого территории.

Краем уха он всё же вслушивается в то, что долетает до него с расстояния в несколько метров. Потому что не может не.

— ...но отдельно сегодня хочется выделить нашего новоиспечённого правого защитника, отыгравшего блестящий матч и фантастически сассистировавшего нашему переломному второму голу. Автором идеи с таким экспериментом с позицией был сам...

Хази переводит взгляд с журналистки с микрофоном перед ним на копающегося ещё у скамейки Кони и выжидает достаточно долго, чтобы тот, услышав нетипичную паузу, поднял на него глаза в ответ.

— ... Конрад, — с явным нажимом заканчивает мысль Хазенхюттль и продолжает сверлить его взглядом.

Ну конечно, внезапно понимает Кони и едва сдерживается от того, чтобы не хлопнуть себя из последних сил по лбу — но, разумеется, он не сделает этого прямо здесь, на виду, чтобы не выдавать, что он до такой степени тугодумный идиот, который понял всё только сейчас. Ну конечно. Ничего не бывает просто так.

Кажется, пришло время привыкать к жизни без уменьшительно-ласкательных имён.