[blenamiboa]

Я много про что хотела написать сегодня вечером, но потом наши официальные соцсети внесли вот примерно это, мне стало очень сильно нездорово, и все планы накрылись медным тазом, потому что уроки русского языка идут отлично, а перспектива необходимости смотреть Юрче в декабре в глаза становится всё туманнее.

пятьсот слов совершенно рандомных слюней про Юрчу и Кая

Он меняется. Дурацкий возраст, когда ты не видишь человека пару-тройку дней, а потом он приходит, и ты видишь в чертах лица лишь некое сходство с тем, что помнишь. Не место знаку равенства, скорее, плавная, но настойчивая, непрерывная эволюция.

Юрча плохо помнит себя в этом возрасте: ну в самом деле, когда тебе едва стукнуло восемнадцать, последнее, что тебе хочется, это меланхолично пялиться на себя в зеркало каждый день. Поэтому сейчас, когда есть возможность наблюдать за этим процессом со стороны, он ловит себя раз за разом на том, насколько это завораживает.

Кай приходит, и изгиб его дьявольских бровей становится всё острее. Кай приходит, и его ухмылки всё лукавее. Кай приходит с более чистой, чем обычно, кожей, с более ясным, чем обычно, взглядом. Каждый день что-то новое. Когда извлекать новизну из вербального общения всё ещё приходится с большими усилиями, как бы ты ни старался, глаза становятся лучшими помощниками.

А Кай всё равно приходит. Юрча много раз задавался вопросом, зачем ему это, зачем ему это всё, зачем ему странный паршиво адаптировавшийся в чуждой среде украинец на чёрт знает сколько лет старше его, да ещё и с немецким уровня пятиклассника. Но Кай приходит. Заваливается к нему по дороге на тренировки и закидывает свои длиннющие ноги на диван в гостиной, не оставляя места решительно ничему и никому. Напрашивается к нему после тренировок, аргументируя ленью для транспортации себя обратно в Кёльн, не задавая лишних вопросов включает приставку, чтобы снова погонять за какие-нибудь «Реал» с «Барселоной», или просто растекается по тому же самому дивану, залипая в телефон. Наверное, ему так комфортно, думается Юрче. Точно он не знает: никогда не спрашивал.

Он часто не спрашивает о том, о чём очень хочется. Подсознательная боязнь, что тебя поймут не так, за годы въелась под кожу столь сильно, что вырабатываешь привычку лишний раз подумать перед тем, как открыть рот. Об этом мало кто задумывается из окружающих: мало ли что у тебя на уме, мало ли какой ты степени коммуникабельности на самом деле, под всей внешней оболочкой.

Да вот только этот мальчонка с изогнутыми бровями будто бы понимает это лучше остальных и слишком, слишком аккуратно выбирает формулировки при каждом разговоре, чтобы не проскочило ничего лишнего и двусмысленного. Наверное, кажется Юрче, так выглядит уважение. Наверное, это может быть абсолютно чем угодно иным.

Но чаще он просто молчит где-то рядом. Он садится с ним в автобусе, чтобы часами тупить в телефон, лишь изредка прерываясь на то, чтобы показать очередную смешную картинку или прислониться плечом, задремав, как умеет и любит, в странной позе. Он кидает ему хитрые взгляды с другого конца раздевалки, когда кто-то из товарищей в очередной раз выступает в качестве местного клоуна на полставки. Он жмурится под боком на тренировках, подставляя заостряющиеся с каждым днём всё сильнее скулы последним лучам ещё по-летнему греющего солнца.

Может, иногда слов и не надо, надеется Юрча.

А может быть, мальчик просто вырос гораздо быстрее, чем он мог себе позволить думать.