Нет, знаете ли, если честно, я совсем не в порядке. Вид кое-кого в новой форме — в неправильных цветах, в цветах, принадлежащих не этому городу, с быками не из этой истории, чуждо, чуждо, всё чуждо, — вызывает во мне какие-то плохо скрываемые чувства. Все оттенки ощущений сродни «нет, так не должно было случиться», «какие же мы мудаки», «увы, эта история закончилась в марте, как ни обманывай себя» и «теперь о нём хотя бы будут заботиться» путаются с какой-то плохо осязаемой болью и ещё более явным чувством неуместности и несвоевременности происходящего.

Плохое сравнение, но как Одиссей, что вернулся наконец на Итаку раньше срока и обнаружил толпы женихов, сватающихся к его Пенелопе.

И конечно, конечно, конечно, Кевин выходит в первом матче в этой чёртовой майке с этими чёртовыми быками. Туда, куда надо, не грёбаной ненавистной шестёркой, а на фланг в 4-2-2-2, как любит и умеет (наконец-то его понимают, стучит у меня в мозгу). Конечно же, он вписывается с первого паса. Конечно же, спустя пять минут после дебюта он ассистирует, а я вцепляюсь пальцами в бокал с плохоньким пивом от ужаса от происходящего.

Если бы у всего происходящего были сослагательные наклонения, боже.

Мне почти удалось уговорить себя, что всё, что ни происходит, случается к лучшему. Только, как оказалось, иногда не для той точки зрения, что нужно.