Началось Турне, я почти дописала всё, что должна была, а между тем ношусь по городу в поисках подарков на полк солдат, но меня всё ещё не отпускает, ощущение, что чья-то невидимая рука держит меня за горло — смачно, как в фильмах, отрывая меня от земли. Дышать не получается, только воздух губами хватаешь, а дальше никак.
Для того, чтобы чуть-чуть прийти в себя, села посмотреть эпизод Informe Robinson, отличной испанской документальной программы, про зимнее первовосхождение на Нанга Парбат прошлой зимой — то самое, что получилось у фантастического, фантастического, фантастического баска Алекса Чикона, безудержного прагматика Симоне Моро, класснейшего пакистанца Али Садпары и почти получилось у Тамары Лунгер. Удивительная, конечно, у них получилась атмосфера в экспедиции, которая и не должна была быть в таком составе: Чикон с Садпарой на месте договорились с Моро и Лунгер о совместной попытке, из-за чего, распсиховавшись, от них свалил Нарди, затеявший потом адовую кампанию в прессе с обвинениями, полосканием белья и даже оспариванием факта восхождения. Но они объединились — и только так смогли сделать то, что до них никто не мог.
И да, какая документалка про Нангу без Райнхольда Месснера, прекрасного, как всегда.
Сейчас Алекс отправился на Эверест: зимний, бескислородный, с неопытным товарищем. Зимний бескислородный Эверест никто не пробовал уже почти лет двадцать (всего за историю пять взошедших, один бескислородник из числа шерп) — не было альпинистов настолько по-хорошему сумасшедших и настолько тонко слышащих горы, чтобы решиться попробовать сделать то, на что даже Райнхольд не решался. Но есть Алекс — кто, если не он. Никто, кроме Алекса.
Когда он вернётся с Эвереста, я всеми правдами и неправдами буду пинать наш отдел интервью, чтобы заслать к нему мадридского корреспондента: спродюсировать и опосредованно побеседовать с ним полчаса — давняя мечта.