Кто о чём, а вшивый, как всегда, о бане. Пока лежу и болею, выучила наизусть все каналы моего кабельного телевидения, перечитала тонну говнокниг и решила пересмотреть олимпийские соревнования, чтобы узнать, как всё это выглядело для диванного зрителя — всё улеглось, теперь могу смотреть на это спокойно, не хватаясь за сердце. И, знаете ли, я поражена.

Средний трамплин — сомнительное удовольствие, конечно. И по картинке: они практически не задействовали камеру-паука, не показывали стартовую вышку, не давали кадры тренерской биржи. И по соревнованию: соревнование как соревнование, ничуть не хуже и не лучше стандартного этапа. Ни олимпийского духа, ни особого настроения. (Ну и страшное признание: я вообще не люблю наш маленький трамплин, несмотря на то, что все утверждают, что большой — всего лишь увеличенная копия. Копия копией, а стандартная линия прыжка и общая зрелищность даже со скидкой на мощность у него унылые до невозможности, и если телекартинка ещё как-то это исправляет, то в жизни зрелище не самое увлекательное. А большой — зараза с характером, и я как раз очень люблю такие своенравные.)

Но зато большооооой! Божечки. Там, на трамплине, я вся была в смешанных чувствах, у меня уже зашкаливали эмоции и притуплялось восприятие всего, поэтому я ощутила то, насколько это было прекрасно и удивительно, но лишь фрагментами. А когда спокойно смотришь дома, по телевизору, с вопящим в экстазе Курдюковым под ухом, то окончательно понимаешь, что это было. Как это было.

Безупречным 15 февраля было всё.
Эта, не побоюсь этого слова, оргазмическая камера-паук, которая следовала за спортсменом в полёте, повторяя его траекторию — не зря мне ей прожужжали все уши ещё за два года до этого и не зря на неё угрохали астрономическое количество денег. Жаль, что это эксклюзивная развлекуха на один раз (давай, Аня, начинай канитель про судьбу такого роскошного, но никому не сдавшегося сочинского трамплина, ты ещё не все нервы себе этим истрепала.).
Эти прекрасные кадры всех и вся.
Этот чёртов, чёртов Томас Моргенштерн — ты прямо-таки видишь тот момент, когда ему становится страшно, ещё там, на лавке, и то, как красноречиво реагирует на его страшный прыжок Алекс.
Этот нереальный по дальности и решимости прыжок Васильева — и если бы не та чушь, которую он потом городил в микст-зоне, я бы даже прониклась к нему любовью за героизм.
Эта лёгкая насмешливая улыбка Грегора перед первым прыжком, когда он ещё наверху понимает, что ничего не выйдет, и ухмылка перед вторым, когда он принимает, что терять теперь больше нечего.
Этот сияющий как медный грош Маринус Краус, фееричным образом взлетевший на столько позиций и простоявший с улыбкой до ушей минут двадцать прямо в зоне выката (правильно, зачем нужна доска лидерства, над размещением которой мы ломали голову не один день?).
Эти чудесные немцы, гроздью висящие на спонсорских щитах зоны выката.
Этот уверенный в себе и по-смешному рассудительный Михи Хайбёк, корящий себя за место в восьмёрке.
Этот прекрасный и смущённый Фаннис, переодевающийся прямо на снегу зоны выката.
Этот тонкий и красивый Пэро, вальяжно облокотившийся на заграждение в ожидании оставшихся прыжков.
Эта нервотрёпка с затянувшимся оцениванием прыжка Камила — боже, я помню, как был наэлектризован воздух на стадионе и как от этой атмосферы было тяжело дышать, но и по телевизору это выглядело именно так.
И Николай Петров, пожимающий руку японскому тренеру. И шумная ватага японцев, кинувшихся обнимать Нори. И Ян Жёбро, теряющий в эмоциональном порыве шлем. И сдержанно улыбающийся Камил, будто бы ни в чём ином и не сомневавшийся. И зачарованный второй индивидуальной медалью Пэро Горан Янус. Да все, чёрт возьми, все.

Знаете, перед Играми я очень боялась, что у нас не получился создать хоть капли той атмосферы, что была в Ванкувере на команднике, который я считаю эталоном олимпийского настроения. Зря я так. Получилось.

С лихвой получилось. С запасом. И даже без скидки на то, что это своё, родное, даже учитывая, что я не в восторге от результатов, — наш LH был лучшим олимпийским прыжковым соревнованием, что я видела (а видела я, поверьте, всё, у чего лежат записи в открытом доступе). Прошло время, личные переживания улеглись, и остались твёрдые факты. Мы, каждый из нас, не зря положили на это почти два года своей жизни. Всё получилось.