Когда-нибудь я соберусь с мыслями и силами и напишу что-нибудь большое и красивое о Шлиренцауэре.

О том, как он изменился буквально за год, став совсем другим — взрослее, что ли, не мальчиком, но мужчиной.
О том, что с ним творится в последнее время (я пыталась как-то сформулировать это в своём серьёзном бложике, но это сухие журналистсткие факты, а правда — она живая, настоящая, с оголёнными нервами и куда более болезненная), что его мучает и что читается между строк.
О том, каким он кажется удивительно одиноким в жизни, вне всяких интервью и камер.
О том, что он гораздо более многогранная, глубокая и прекрасная личность, чем он кажется или хочет казаться.
О том, как я влюбилась в него как первоклассница там, в Сочи, вспомнив, что я умею влюбляться в таких удивительных людей после пары разговоров и одного взгляда, из-за чего надо мной уже год хихикают все, кому не лень.

Но пока, Аннушка, сиди, пей свой коньяк и вздыхай от душевной красоты, которую видишь, кажется, только ты.