Проводить почти до конца гонку, когда вопреки всему регламенту условия не позволяли даже полёт медицинского вертолёта (Остин прошлого года, ага) по чьей-то прихоти? Да пожалуйста. Валяйте.
Смотрю я на этот аквапланнинг в Сузуке и думаю, что во всех видах спорта организаторы одинаковые. Что в прыжках были в том сезоне Клингенталь, где явно были команды сверху, что Инсбрук, который не смогли перенести на более раннее время до начала штормового предупреждения и, говорят, тоже не по прихоти Вальтера и компании, что Закопане, которое вообще было непонятно чем. Так и здесь — если гонку остановить прямо сейчас, без вымучивания ещё каких-нибудь кругов, то Чарли Уайтинг сделает самую правильную из возможных вещь, когда спонсоры и орги отсекли все разумные варианты решения проблемы и остаётся лишь безопасный.
Минутка новостей из обычной жизни: я вчера ухитрилась за десять минут утвердить и подписать тему диплома. Буду писать про (кто бы сомневался) использование инструментов новых медиа для освещения Олимпийских Игр в Сочи. Называется, Аннушка ломала-ломала себе голову, думала-думала два года подряд, а ответ лежал настолько на поверхности, что когда мне пришла в голову эта мысль, я в буквальном смысле осела на колени и хохотала над самой собой не меньше четверти часа.
Надо начать учить немецкий. Причём срочно. Есть у кого знакомые недорогие и хорошие репетиторы на примете?
Ну здравствуй, dream team. Не в тёмно-синем, так в красном, не в том году, так в этом. (Только что отправила сообщение с текстом "Добро пожаловать в клуб "Мой любимый гонщик в отвратительной команде".)
Хорнер так элегантно наступил Феррари на корпоративный тоталитаризм и отдавил все мозоли, что в очередной раз хочется признаваться ему в любви.
А Данечке удачи. Буду просто счастлива посмотреть на него в нормальной машине — авось и подиумы пойдут.
И самое смешное, что всю эту цепочку переходов я предсказала в нашей программе под грифом "а если бы" месяца два назад.
Безумно, безумно, до дрожи в пальцах люблю лоркинский Pequeño vals vienés и не могу уже месяц выкинуть его из головы. Предпоследняя глава "Поэта в Нью-Йорке" — "Побег из Нью-Йорка. Два вальса навстречу цивилизации", конец пытки бездушным городом, пробуждение к жизни, возвращение способности чувствовать и любить — и тонкий, тёмный эротизм последней строфы, который был значительно смягчён в русском переводе, но который великолепно выразил в своём весьма вольном и упрощённом переводе Леонард Коэн. Привожу все три существующих варианта — иначе никак.
Pequeño vals vienésEn Viena hay diez muchachas, un hombro donde solloza la muerte y un bosque de palomas disecadas. Hay un fragmento de la mañana en el museo de la escarcha. Hay un salón con mil ventanas.
¡Ay, ay, ay, ay! Toma este vals con la boca cerrada.
Este vals, este vals, este vals, de sí, de muerte y de coñac que moja su cola en el mar.
Te quiero, te quiero, te quiero, con la butaca y el libro muerto, por el melancólico pasillo, en el oscuro desván del lirio, en nuestra cama de la luna y en la danza que sueña la tortuga.
¡Ay, ay, ay, ay! Toma este vals de quebrada cintura.
En Viena hay cuatro espejos donde juegan tu boca y los ecos. Hay una muerte para piano que pinta de azul a los muchachos. Hay mendigos por los tejados. Hay frescas guirnaldas de llanto.
¡Ay, ay, ay, ay! Toma este vals que se muere en mis brazos.
Porque te quiero, te quiero, amor mío, en el desván donde juegan los niños, soñando viejas luces de Hungría por los rumores de la tarde tibia, viendo ovejas y lirios de nieve por el silencio oscuro de tu frente.
¡Ay, ay, ay, ay! Toma este vals del "Te quiero siempre".
En Viena bailaré contigo con un disfraz que tenga cabeza de río. ¡Mira qué orilla tengo de jacintos! Dejaré mi boca entre tus piernas, mi alma en fotografías y azucenas, y en las ondas oscuras de tu andar quiero, amor mío, amor mío, dejar, violín y sepulcro, las cintas del vals.
Маленький венский вальс, русский перевод ГелескулаДесять девушек едут Веной. Плачет смерть на груди гуляки. Есть там лес голубиных чучел и заря в антикварном мраке. Есть там залы, где сотни окон и за ними деревьев купы…
О возьми этот вальс, этот вальс, закусивший губы.
Этот вальс, этот вальс, полный смерти, мольбы и вина, где шелками играет волна.
Я люблю, я люблю, я люблю, я люблю тебя там, на луне, и с увядшею книгой в окне, и в укромном гнезде маргаритки, и в том танце, что снится улитке…
Так порадуй теплом этот вальс с перебитым крылом.
Есть три зеркала в венском зале, где губам твоим вторят дали. Смерть играет на клавесине и танцующих красит синим и на слезы наводит глянец. А над городом – тени пьяниц…
О, возьми этот вальс, на руках умирающий танец.
Я люблю, я люблю, мое чудо, я люблю тебя вечно и всюду, и на крыше, где детство мне снится, и когда ты поднимешь ресницы, а за ними, в серебряной стуже, — старой Венгрии звезды пастушьи, и ягнята, и лилии льда…
О возьми этот вальс, этот вальс «Я люблю навсегда».
Я с тобой танцевать буду в Вене в карнавальном наряде реки, в домино из воды и тени. Как темны мои тростники!.. А потом прощальною данью я оставлю эхо дыханья в фотографиях и флюгерах, поцелуи сложу перед дверью — и волнам твоей поступи вверю ленты вальса, скрипку и прах.
Take this waltz, английский перевод КоэнаNow in Vienna there are ten pretty women, There's a shoulder where Death comes to cry, there's a lobby with nine hundred windows, there's a tree where the doves go to die. There's a piece that was torn from the morning, and it hangs in the gallery of frost.
Take this waltz, take this waltz, take this waltz with the clamp on its jaws.
I want you, I want you, I want you on a chair with a dead magazine, in the cave at the tip of the lilly, in some hallway where love's never been, on a bed where the moon has been sweating, in a cry filled with footsteps and sand.
Take this waltz, take this waltz, take its broken waist in your hand.
This waltz, this waltz, this waltz, this waltz with its very own breath of brandy and Death, dragging its tail in the sea.
There's a concert hall in Vienna where your mouth had a thousand reviews, there's a bar where the boys have stopped talking, they've been sentenced to death by the blues. Ah, but who is it climbs to your picture with a garland of freshly cut tears?
Take this waltz, take this waltz, take this waltz, it's been dying for years.
There's an attic where children are playing, where I've got to lie down with you soon, in a dream of Hungarian lanterns, in the mist of some sweet afternoon. And I'll see what you've chained to your sorrow, all your sheep and your lillies of snow.
Take this waltz, take this waltz, with its "I'll never forget you, you know!"
This waltz, this waltz, this waltz, this waltz with its very own breath of brandy and Death, dragging its tail in the sea.
And I'll dance with you in Vienna, I'll be wearing a river's disguise, the hyacinth wild on my shoulder, my mouth on the dew of your thighs. And I'll bury my soul in a scrapbook, with the photographs there, and the moss, and I'll yield to the flood of your beauty, my cheap violin and my cross. And you'll carry me down on your dancing to the pools that you lift on your wrist. O my love, o my love, take this waltz, take this waltz, It's yours now. It's all that there is.
В последнее время пересматриваю — страшно сказать — Комиссара Рекса. И знаете, он очень и очень ничего смотрится даже сейчас.
В детстве я безумно любила этот сериал и, кажется, отсмотрела все сезоны, за исключением итальянских, без единого пропуска. И у меня создаётся ощущение, что я понимаю, откуда растут ноги у моих, хм, проблем с австрийцами и Австрией.
Красота же — что ни хозяин, то роскошный экземпляр австрийского мужика во всех смыслах этого слова (сейчас пока пересматриваю только первого хозяина и до сих пор силюсь вспомнить, кого любила больше, но Рихард Мозер прекрасен как венские рассветы). Вся эта венская архитектура, благодаря которой я оказалась в Вене и моментально начала ориентироваться в городе. Все эти штучки австрийского стиля жизни, включая эти венские подъезды, булочки, магазины, хождение пешком, эти австрийские пивные, все эти шницели да штрудели, все эти почтенные бюргеры и солидные мужчины на велосипедах. Да и чёртов, чёртов австрийский акцент, который я умела отличать от немецкого ещё в детстве, понимая по-немецки полтора слова. На суть сериала можно не обращать внимание — антураж-то, антураж!
Опасайтесь, ребята, детских травм, а то вырастете и будете как я.
Несмотря на ад и Израиль на работе, сотрясение мозга у Вале Росси и, чтоб он был неладен, чемпионат мира по велогонкам, ухитрилась посмотреть Хинценбах. Комментатора (Терехов, да?) хотелось пристрелить, потому что двадцать минут распространяться об улыбке Моргенштерна — это не только соль на рану, но и перебор, даже я в своем бложике меньше раз про его улыбку упомянула, а мне можно, я маленькая глупая девочка, а не взрослый дядя-комментатор.
Зато у меня есть что сказать про одного такого долговязого австрийца. Помните, я радовалась с месяц назад, что Грегор полноценно вернулся? На самом деле тогда хотелось вопить про это, потому что пошли результаты, но что-то до конца не давало в это поверить. Весь этот месяц что-то меня тревожило. Особенно когда в прессе появлялись подобные интервью — читайте и учитесь, как нужно бессовестно врать журналистам, тут же ни одного слова правды нет, и это очевидно, если хоть чуть-чуть знаешь Грегора.
Но сегодня... боже, эта чертовщинка в глазах, эта полётная фаза, эта настолько его ошибка, лишившая золота. Вот теперь-то Грегор вернулся на все сто. И я очень надеюсь, что он теперь осознаёт, что он за старшего (Анди не в счёт, у Анди, судя по всему, те же проблемы по третьему кругу пошли, там своих забот хватает).
Поэтому Аннушка сегодня полчаса сидела с улыбкой во все тридцать два перед монитором, и уже даже коллеги начали замечать неладное (это они меня, мастера по залипанию, ещё на Играх не видели).
Так что выложу пару фоточек. Вот, например, одна, на которой прекрасно всё: и Михи, потому что Михи прекрасен всегда, и старший по австрийскому детскому саду, и кто-то из наших, судя по всему, в олимпийской кофте.
Получила от гутен морген, Маяковский прелестный семипесенный флэшмоб #прямосейчас. Вышло фэйспалмово, самый фэйспалмовый трек отдельно ютубом и я знаю, что это стыдобища, но ассоциации страшное дело, да и я эту песню насвистываю уже месяца три как.
Кажется, на флешмоб с хорошими новостями я забила, потому что их у меня набирается максимум по одной. Зато вчерашняя позитивная новость очень греет мне душу.
Долго я решала, куда податься в этом году на свой день рождения, выпавший на мои выходные. Металась между Мадридом и Веной. В первом варианте не устраивала стоимость билетов на самолёт, во втором непонятки с компанией.
А потом вчера мне прислали вот эту фотографию с места событий. И моя рука дрогнула.
Это, дорогие мои, Красная Поляна. Куда у меня уже лежат билеты и забронированы отели. Аннушка неисправима, да.
Сутки мучалась, выдавила из себя текст на спортсру(как и в случае с Пойнтнером, получилось выразить лишь малую толику того, что я чувствую, но больше выдавливать из себя не могу). В процессе написания сжилась с этим окончательно: это действительно лучший момент, который только мог быть. Героическое олимпийское серебро, которое стоило так дорого, — ничего, ничего не может быть прекраснее. В небесной драматургии не способны выдумать лучшего исхода. Потому что заканчивать нужно триумфом, на пике, вовремя. Ровно так, как это случилось здесь и сейчас.
В какой-то момент я поняла, что являюсь одним из последних людей, кто видел Томаса на трамплине не простым зрителем. И уж точно одним из последних журналистов, бравших у него флэш-интервью.
Так что не стоит вешать нос. Томас не пропадёт, он явно всплывёт где-нибудь ещё в скором времени. А пока... пока давайте я выложу красоту в кубе? Я не знаю, как я со своим ревностным отношением к Турину-2006 ухитрилась упустить это видео, но прекрасно здесь всё (кроме качества): и, собственно, Турин-2006, и вопящий с надрывом Голди, и эти двое, красивые-красивые, расплывающиеся в самых искренних из возможных улыбках и трогательно реагирующие на прыжок Анди.
Томас, мать твою. Сколько можно доводить меня до такого состояния.
Сидишь ты, такой красивый, улыбаешься своей грустной улыбкой, говоришь про то, что самым прекрасным моментом твоей карьеры был Турин-2006 вместе с Анди (кто бы сомневался). Пытаешься смеяться, пытаешься корчить из себя стенд-ап комедианта. А я сижу на своей работе, смотрю на тебя и стараюсь не разреветься от того, какой ты невозможный.
Такие истории не должны так заканчиваться. Просто не должны. Так не бывает, Томас. Так быть не должно.
Ну что, даже ORF, который будет транслировать пресс-конференцию, пишет, что многое указывает на то, что это конец. Глубокий вдох, Аня, осталось сорок пять минут. Потом у тебя будет целая вечность, чтобы сжиться с этим.
Ныла ты, Аннушка, что мало в твоей жизни прыжков, что скучаешь и хочешь их возвращения? На тебе, подавись.
Мне как снег на голову свалился пресс-релиз ÖSV, в котором сообщается, что в эту пятницу Моргенштерн собирает пресс-конференцию о своём профессиональном будущем. Обещанное финальное решение. И всё бы ничего, только когда я его прочитала, мне стало очень-очень страшно.
В последнее время до меня периодически долетают определённые слухи из австрийского стана. Писать о них смысла нет, потому что это всё разговоры и испорченный телефон, но сказать, что все они положительные, я не могу никак. Потому что страх никуда не ушёл. Потому что со всем, что больше К-90, до сих пор всё очень плохо. Потому что когда нет проблем, ты не возвращаешься на место, где это всё произошло и и не стоишь там молча часами. Потому что когда всё хорошо, ты не уезжаешь со сборов досрочно.
Поэтому меня до дрожи в пальцах пугает тот факт, что есть определённая вероятность, что Томас не заявится на пятничную пресс-конференцию с улыбкой до ушей и в майке с надписью #roadtofalun и не заявит "Всем шампанского за мой счёт". Есть определённая вероятность, что эта пресс-конференция будет ровно тем, что обычно значит в спортивной сфере эвфемизм "собрать пресс-конференцию". Я не берусь утверждать, что так оно и будет — я лишь говорю, что к этому нужно быть готовыми. Даже несмотря на то, что это Томас.
А я не готова. Не готова писать тексты про то, какой Томас был молодец и как нам без него будет грустно. Не готова быть одним из тех, кто в последний раз видел улыбающегося Томаса на пьедестале почёта. Не готова даже мысли такой допустить.
Томас, мать твою, Моргенштерн, невозможный ты человек. Даже не думай переставать быть таким невозможным, Феникс чёртов. Только попробуй послезавтра подвести меня. Только попробуй. Эта история слишком хороша, чтобы так закончиться — ты последний, кто этого заслуживает.
P.S. Паникую не только я. Krone.at тоже видит поводы для того, чтобы запастись валерьянкой.
Надо начать разгребать флэшмобы, которыми меня понаосаливали в течение последнего времени. Начнём с самого позитивного, которым меня одарила [J]Vampire_Lestat[/J]. Смысл таков: в течение семи дней надо делать посты с тремя положительными новостями дня. Долой нытьё и нудёж! Поехали. Осалю кого-нибудь чуть позже, пожалуй.
1. Второй день бьюсь с любопытной задачкой по работе, с которой ко мне обратилось высшее начальство, аргументировав обращение именно ко мне тем, что я у нас, видите ли, лучше всех смыслю в автоспорте. Приятно, чёрт возьми.
2. Половину рабочего дня по делам глазела на Лёва — да, этому лютому крашу уже много лет, и об этом даже говорить неприлично, но хорош же, чертяга, даже несмотря на возраст, а слушать — заслушаешься. Эстетическое удовольствие, лепота.
3. С дачи возвращается мама (хотя бы на пару дней), значит, дома будет еда и чистота, потому что как бы мне ни было комфортно с самой собой, с бытовым уютом проблемы у меня всегда были колоссальные.
День второйДень второй 1. Сегодня с утра вспомнилось, как сильно я люблю польскую поэзию. И в особенности Болеслава Лесьмяна, с его мифологией, с его народностью, с его потусторонними силами. Пока шла до работы, пыталась вспомнить одно стихотворение, которое есть у меня в лежащей дома антологии польских поэтов, переведённой Гелескулом, но в интернетах его не нашлось. Зато нашла, разумеется, "Куклу", которая есмь альфа и омега, конец и начало всего моего романа с польской поэзией (хотя зачем было находить, я и так ее наизусть помню). Как тут не выложить?
Я — кукла. Светятся серьги росой нездешнего мира, И сном по шелковой яви на платье вытканы маки. Люблю фаянсовый взгляд мой и клейкий запах кармина, Который смертным румянцем горит на матовом лаке.
Люблю в полуденном солнце лежать на стройном диване, Где скачут зайчики света и где на выгнутой спинке Безногий ирис витает у ног задумчивой лани, А в тихой вечности плюша гнездо свивают пылинки.
Признательна я девчурке за то, что с таким терпеньем Безжизненностью моею играет, не уставая. Сама за меня лепечет и светится вдохновеньем — И кажется временами, что я для нее живая.
И мне по руке гадая, пророчит она, что к маю, Взяв хлеб и зарю в дорогу, предамся я воле божьей И побреду, босоногая, по Затудальнему краю, Чтоб на губах у бродяги поцеловать бездорожье.
Однажды судьба невзлюбит — и вот я собьюсь с дороги, Останусь одна на свете, гонимая отовсюду, Уйду от земли и неба и там, на чужом пороге, Забыта жизнью и смертью, сама себя позабуду.
Подобна я человеку — тому, Который Смеется. Я книгу эту читала… Премудростям алфавита Я, словно грехам, училась — и мне иногда сдается, Что я, как почтовый ящик, словами битком набита.
Хочу написать я повесть, в которой две героини. И главная — Прадорожка, ведущая в Прадубравье, Куда схоронилась Кукла, не найденная доныне, — Сидит и в зеркальце смотрит, а сердце у ней купавье.
Два слова всего и знает, и Смерть называет Мамой, А Папой могильный холмик. И все для нее потеха… Голодные сновиденья снуют над пустою ямой, А кукла себе смеется и вслушивается в эхо…
Конец такой: Прадорожка теряет жизнь на уступе… Намеки на это были. Смотри начальные главы… И гибнет кукла-смеялка с четой родителей вкупе. И под конец остаются лишь зеркальце да купавы.
Писать ли мне эту повесть? Становятся люди суше, И сказка уже не в моде — смешней париков и мушек… Цветного стиха не стало… Сереют сады и души. А мне пора отправляться в лечебницу для игрушек.
Заштопают дыры в бедрах, щербины покроют лаком, Опять наведут улыбку — такую, что станет тошно, — И латаные красоты снесут напоказ зевакам И выставят на витрине, чтоб выглядели роскошно.
Цена моя будет падать, а я — все стоять в окошке, Пока не воздену горько, налитая мглой до края, Ладони мои — кривые и вогнутые, как ложки, — К тому, кто шел на Голгофу, не за меня умирая.
И он, распятые руки раскрыв над смертью и тленом И зная, что роль игрушки давно мне играть немило, Меня на пробу бессмертья возьмет по сниженным ценам — Всего за одну слезинку, дошедшую из могилы!
2. Я, кажется, окончательно определилась со своим отношением к футбольным баскам, так как поймала себя на том, что не пропускаю с начала Примеры ни одного матча ни Атлетика, ни Эйбара — РС остались как-то за бортом. Вот и вчера был вечер басков: Эйбар так убедительно, так нагло и так задорно обыграл Эльче, что я до сих пор хожу с хитрой улыбкой. Какие они прелестные, а. Не боятся и делают то, что нужно.
3. Пойду вечером смотреть на новый стадион Спартака в действии. Почему-то очень радуюсь этому факту.
День третийДень третий(плавно перетёкший со вчера на сегодня, поскольку вчера хороших новостей было мало)
1. Понедельник — мой любимый день на работе, постому что все мои задачи сводятся к приведению уже отснятой программы в божеский вид, разнообразному траблшутингу и нестандартным задачам. И никакой писанины.
2. За окном относительно солнечно, поэтому я не пытаюсь заснуть каждые пять минут.
3. Матушка снова уезжает на дачу, поэтому Аннушке снова дышится легче.
День четвёртый
1. Дошли руки заполнить анкету на Рио-2016. Поеду-не поеду, решится ближе к делу, но не пролюбить окно подачи заявок было нужно.
2. Пойду завтра куплю айпод взамен бесславно потерянного в самолёте, а то загибаюсь без музыки. Как буду восстанавливать около 120 гигабайт музыкальной коллекции, не имею ни малейшего понятия. Но сам факт.
3. Восторгалась сегодня пол утра прекрасной Эммой Уотсон и её прекрасной речью в ООН. А под вечер нашла такую же красоту: признаюсь, что жутко люблю бложик Сары Карбонеро, а тут такое — пост о человеческих несовершенствах. Испаночитающим сюда.
нытьё Аннушки, которая не может решить, что делать со своим днём рождения; смело проходите мимоДо моего дня рождения осталось чуть более месяца, и у меня начинается традиционная паника: что с ним делать. Так уж вышло, что я напрочь ненавижу этот якобы праздник и в последние годы изо всех сил просто стараюсь куда-нибудь уехать. В прошлом году у меня был бутерброд с хамоном со свечками вместо торта, кава вместо шампанского и Олимпийский порт в Барселоне, в котором я купалась в нижнем белье в кромешной темноте, несмотря на всё же не африканскую теплоту воздуха и воды. Было отлично.
В этом году хотелось бы повторить и вырваться на пару дней куда-нибудь — особенно учитывая социальную значимость цифры. И время тикает, а определиться с местом я не могу. На одной чаше весов — Вена с подругой (и есть вероятность, что с шумной компанией), которая умеет превращать поездки в приключение по всем параметрам. Любимая Австрия, красивый город, много-много шнапса и вафли Manner на закуску, австрийцы, с которыми у меня явные проблемы, прекрасный язык и особенная атмосфера. На другой — обожаемый Мадрид, хаотичный и неказистый, по которому я скучаю до невозможности, в компании переехавшего туда друга, да и Лига чемпионов, если передвинуть поездку на неделю позже, а на сам день запереться в комнате и не включать свет.
Решать надо прямо сейчас, до начала октября уж точно. И я, мягко скажем, в панике от невозможности понять, чего хочу больше.
Я уже замучилась за летнюю паузу, и даже то, что в пятницу уже ЛГП в Казахстане, не спасает: то ЛГП с сомнительным составом. Ужасно, ужасно хочу уже зимний сезон, потому что ужасно по всем соскучилась — и в особенности, в особенности по моим австрийцам. Хочу, чтобы кот Леопольд всё же опроверг мои опасения и пришёлся ребятам по нраву даже в жёстких условиях. Чтобы Алекс дописал уже свою книжку. Чтобы у Томаса всё было хорошо и чтобы ему не приходилось возвращаться на место происшествия за эмоциональной подпиткой. Чтобы золотой мальчик действительно пришёл в себя. Чтобы Анди не скатился обратно в ту дыру, в которой прошли последние полтора года. Чтобы детский сад продолжал быть таким прекрасным. И чтобы у всех всё было так, как должно быть. Без исключений.
А ещё хочу, чтобы Даниэла и Жаки вернулись на свой уровень без сложностей. Чтобы у Ани Тепеш и у Сары Хендриксон всё наконец-то пришло в норму. Потому что по девочкам я скучаю не меньше.
Поэтому запощу-ка я что-то прекрасное и древнотное: очень люблю эту фотографию из Ванкувера. В ней прекрасно всё: и оба тирольских котика, и флажки, и то, что это Team Stubai, у которых своя Room Stubai.