мне очень-очень жаль, я не перейду в Сампдорию
Пока я вынашиваю более формальные итоги сезона таблетзавода для БЛ.ру, мне, пожалуй, как и в прошлом году, хочется немного переосмыслить всё произошедшее прямо здесь.
А впрочем, я и так постоянно рассказываю одну и ту же историю. Историй вообще немного, и об этом говорят и говорили все кому ни лень от древних греков до Оксимирона, цитирующего кэмпбелловского «Героя с тысячей лиц». В нашей тоже ничего нового не произошло.
![](http://ipic.su/img/img7/fs/222.1527187446.jpg)
![](http://ipic.su/img/img7/fs/222.1527187446.jpg)
В начале, как известно, было слово, и слово было у Бога, и слово это было «блядь, уже конец мая на дворе, а у нас нет тренера».
Ладно, несколько слов сразу, но с них начиналось каждое утро в офисах с видом на пустующее поле «БайАрены», от которого уже даже газон весь отковыряли к тому моменту. И разносил эти основополагающие слова воздух по всей вентиляционной системе сразу из нескольких кабинетов. Потому что таки да, наши три богатыря, рыцари мысли и подковёрных интриг, сидели в абсолютном замешательстве: первичный список не сработал весь, запасной список тоже решил, что пить пиво на заднице ровно куда удобнее, нечего пыль поднимать, а дальше всё, фантазия закончилась, немецкая тренерская коммуналка тоже.
И это логично и объяснимо: никому не хотелось втягивать себя в авантюру таких масштабов. Добровольно пустить под откос карьеру за несколько месяцев в клубе, терпящем катастрофу, нарваться на неминуемое увольнение к Новому году и заиметь паршивую строчку в резюме? Нет, спасибо, лучше вы сами. Пришлём вам шампанское с извинениями, когда вы всё-таки найдёте какого-то полоумного.
***
Рисковать, когда тебе нечего терять, на авось, – весело, задорно и потом воспевается в легендах, если всё получилось. При обратном исходе всегда просто можно сделать вид, что ничего и не было, что так и было, мы здесь просто мимо проходили. Просто, удобно и абсолютно безболезненно.
Куда хуже, когда терять есть чего. А особенно – когда на кону примерно всё и сразу.
Я не знаю, сколько своих прекрасных белоснежных локонов потерял Руди Фёллер за тот короткий период времени, когда он понял, что вариант-то у него появился, но такой, что, может, лучше б его и не было (и вообще, там Тайфун случайно не очень далеко в отпуск уехал?).
Вот он, человек, который хотя бы согласился встретиться и поговорить, а не придумал срочную необходимость убежать к заболевшей четвероюродной бабушке или сорваться на другой конец страны на промо-мероприятие, чтобы не отказывать прямым текстом. Вроде свой, но уехал ещё безмозглым пацаном, чёрт его знает, помнит ли вообще что-нибудь о жизни в этих краях. Опыт вроде б и есть, да такой себе весьма: в Бундеслиге помучился с клубом, который заранее был не жилец, да довольно бесславно вылетел оттуда под конец сезона, якшался с детишками то тут, то там, долго нигде не задерживался, а последние два года занимался чёрт знает чем в регионалке да чуть повыше, играя со всякими швайнфюртами да висбаденами. Странненький чуток, да ещё и эта аура религиозного фанатика — только вот кружков библейского чтения у нас тут не хватало.
Откровенным образом сомнительный наборчик в резюме для клуба, главной долгосрочной целью которого является вернуться в элиту после трудностей. И даже наверное не сколько целью, как кровной необходимости: на кону потеря идентичности.
Но на безрыбье и рак рыба. Приходится играть по-крупному, если сам согласился на такие ставки, и изображать, что ничуть не волнуешься, когда на самом деле от каждого вопроса про список отказавших у тебя поджилки трясутся.
Так Руди и компания нашли Хайко.
***
Хайко тоже, по правде говоря, поставил на кон слишком много. Уход из «Регенсбурга», где за эти два года все прошли путь от настороженной симпатии к безусловной любви, разрушил почти все аккуратно, кирпичик за кирпичиком выстраивавшиеся связи: это просто-напросто восприняли как нож в спину, сколько он ни объяснял потом, что у него не было на тот момент работавшего во второй Бундеслиге контракта, сколько он ни оправдывался тем, что просто сделал выбор между неопределённостью и определённостью.
Он не из тех, кто впечатывается во что-то с разбега – ему нужно время, условия и много-много внутренней работы, чтобы по-настоящему подпустить что-то близко к себе. Оттого рвать такие с трудом создававшиеся связи ещё тяжелее и больнее, и это будет сквозить во всех его попытках хоть как-то сгладить произошедшее.
Первые пару месяцев мысль о том, что если ничего не получится, то зачем это всё было, время от времени кружится назойливым комаром.
А потом кто-то выключает приманивавший его свет.
***
То, что задача будет сложной, Хайко явно понимает ещё по первым переговорам. Не зря такой заискивающий тон, не зря такое согласие на всё, что угодно, лишь бы и этот не сбежал уже, не зря такие извиняющиеся взгляды ото всех и такие робкие слова на первой пресс-конференции. Все понимают, что перед ним стоит.
Но как завывал в небезызвестной песне Крис Мартин, будь он неладен, nobody said it was easy, no one ever said it would be this hard.
Мальчики подтягиваются обратно с отпусков – и отводят друг от друга глаза в раздевалке. Мальчики выходят на поле – и мяч едва ли слушается ног. Мальчики выходят на тестовую двухсторонку и творят чудовищные вещи, а на разборе закатывают глаза, потому что явно хотели бы находиться где угодно, но не здесь. Желательно, на какой-нибудь другой планете, на которой никто не придумал грёбаный ногомяч.
После того, как они выходят на какой-то адский товарняк с днищем уровня на несколько дивизионов ниже, пропускают трёшку за пару десятков минут, а потом, на разборе, сидят с безучастными физиономиями, потому что какая разница, в гробу мы всё это видели вообще, ничего не изменилось и не изменится – вот тогда-то Хайко и понимает, что попал.
Это его почти отчаянное «Да что у вас тут такое творилось-то в прошлом году?» было настоящим обрядом инициации. Добро пожаловать, милый Хайко, вот теперь на самом деле добро пожаловать. Никто не обещал, что будет легко.
***
На самом деле история этого года – это не путь из грязи куда-то в направлении княжеского статуса. Не о том, как накосячивший по всем фронтам клуб вспоминает, что такое нормальный футбол.
Это история о доверии.
О том, каких усилий стоит научиться ему – снова или с нуля, если обжигался в прошлом. Дуя впоследствии на молоко, ты теряешь слишком много времени, ресурсов и каких-либо просто-напросто эмоциональных сил.
Это история о том, насколько внутренняя работа высасывает все соки. До последней капли, до истрескавшейся кожи и перетянутых жил.
***
Учиться этому предстоит мальчикам, потому что они вроде бы нормально себя чувствуют на тренировках, а потом выходят на поле в матчах – и всё, вьетнамские флэшбеки, привет, пелена перед глазами и неспособность сделать пас по накатанной схеме, потому что ты не то, что окружающим больше не доверяешь, ты уже своим собственным ногам не веришь. Плавали, знаем. В прошлом году тоже казалось, что не может же всё настолько покатиться под откос, но пара неправильных пасов, и вот она, бездна, в которую ты смотришь широко распахнутыми глазами.
Поэтому сейчас ты лишний раз задумаешься перед тем, как коснуться мяча. А чем больше мыслей, тем больше сомнений. Спираль снова начинает раскручиваться.
Научить доверять самому себе почти невозможно, это процесс, к которому только можно прийти самостоятельно. Поэтому Хайко решает, что проще начать с менее затратного и научить мальчиков хотя бы снова доверять друг другу.
***
С этого момента начинается настоящая работа. Все настроенные заранее планы приходится отложить в долгий ящик и начать с самого начала. Как с детьми. Как с U-13. Хайко отлавливает каждого из них, пытается разговорить, изо всех сил старается наладить контакт с не слишком открывающимися для общения мальчиками. Все эти походы в гору, просмотры мотивирующих киношек и совместное распитие пива – это всё замечательно, и дело начинает хоть немного сдвигаться с мёртвой точки.
Да вот одна проблема: время настроено против него. Он один воюет – ну, не с ветряными мельницами, но с чем-то не намного податливее, – а время неумолимо наступает ему на пятки. Первые матчи Бундеслиги оказываются всё ближе и ближе, и выстроить в этом хаосе хоть сколько-то работающую систему к заданному сроку не получается.
Руди смотрит на это, всё больше поджимая губы, и надеется – может, даже молится, – чтобы опоздание к сроку не затянулось непоправимо сильно.
***
Со временем ход, слава Богу, выравнивается. Месяц спустя все процессы более-менее приходят в норму, и Руди может наконец-то выдохнуть и перестать ёрзать в кресле так сильно: всё снова контролируется. Чуть шатко, но никто не обещал всего и сразу.
Только вот взвалив себе на плечи роль не тренера, а воспитателя детского сада, Хайко в первые месяцы старательно игнорирует, что ему тоже предстоит та же самая задача: медленно и аккуратно учиться принимать ту среду, в которую он попал, начать доверять ей и в общем-то самому себе на новом месте, в новых условиях и на новом уровне. О себе-то он несколько забыл за всеми бесконечными проблемами, сбоями да дырами в полу, которые приходится затыкать, чтобы судно оставалось на плаву подольше.
Личность не важна, старательно повторяет он снова, снова и снова, и пытается слиться с обоями, раствориться в фоновом пейзаже, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Он держит дистанцию от всего, руководит процессами на почтительном расстоянии и заботливо охраняет границы. Может быть, потому что действительно не считает свою роль слишком важной для громких слов – лучше действиями говорить. Может быть, от природной (или приобретённой, что вероятнее) скромности. Может быть, по каким-то убеждениям.
А может быть, потому что ещё не пришёл в себя с прошлого раза, когда всё же подпустил всё слишком близко к сердцу, а потом всё закончилось буквально за пару дней. Один щелчок пальцев, и вокруг больше ничего нет. Ни-че-го. Только какие-то новые люди, к которым привыкать снова, с нуля. И чтобы что? Опять, если всё пойдёт не так?
***
В этот момент очень вовремя подоспевает помощь извне. Причём с нескольких сторон сразу. Получается ли это случайно или же это следствие от наблюдения за происходящим, понять сложно, но мне хочется верить, что урок того, что будет, если оставить тренера совсем одного с практически непосильной задачей, всё же выучен сполна. Нахлебались.
На скамейке появляется Йонас. Пустяковый, казалось бы, шаг, ну посадили туда лишнего человека и ладно, какая разница. Но насколько же его тихое, наблюдательное присутствие придаёт всем уверенности в том, что всё как надо. Он просто находится там, эти два метра непоколебимого спокойствия, и мальчики вдруг перестают оглядываться по сторонам так сильно, а Хайко больше не втягивает голову в плечи, пытаясь скрыться от всеобщих направленных на него глаз.
Ещё одним фактором становится Штеф. Он негласно берёт на себя половину обязанностей по поддержанию атмосферы, тихо смирившись с тем, что играть он не будет; он стискивает зубы, забывает о самом себе и начинает помогать другим. Наплевав на боль, на здоровье, на мысли о будущем. И мне кажется, одно всеобщее осознание того, почему и зачем он это делает с собой, сближает мальчиков чуть ли не лучше, чем любые тимбилдинговые ухищрения.
Просто потому что он любит их.
Эта жертвенная любовь становится даже не аргументом в любых вопросах — она становится чем-то, защитным щитом вставшим над всем, что растёт здесь, пробивается сквозь влажную, пропитанную заводскими выхлопами почву. В какой-то момент я ловлю себя на мысли о том, что с этой почти библейской любовью нам ничего, ничего, абсолютно ничего не грозит. Она отгонит все напасти.
***
Ещё одно приобретение все замечают не сразу. Проходит несколько месяцев — да не раньше середины осени, — прежде чем все понимают, что всё это время с нами был ещё один человек, обычно незаметный, почти невидимый. Это Ларс, который в этот раз просто есть.
Это непривычное для него состояние. Неестественное даже: все слишком привыкли к тому, что в последние годы капитанская повязка ходит по рукам, а тот, кто должен бы быть лидером по всем документам и официальным званиям, занят совсем другими вещами, не здесь и не сейчас.
Как в старых мультфильмах, полые очертания начинают заполняться красками. Это снова человек из плоти и крови, с резким голосом с металлическим призвуком, с острым языком и железной силой воли, а не одна лишь фамилия, витающая в зале для пресс-конференций в ответ на вопрос об отсутствующих, да извечный набор невыполненных обещаний.
Он сам долго не может поверить, что наконец-то вернулся в телесную форму. Когда он наконец принимает забытый давно статус вещей, то выкручивает все рычаги на полную, до упора, до треска в колонках и искр из разъёмов. Будто бы всё, что копилось в нём эти годы, рвётся наружу пёстрым водопадом эмоций, мыслей, желаний, мечтаний — и его несёт, несёт вперёд и на поле, где на чёрт знает какой неестественной позиции он ухитряется играть так, что в Kicker по итогам сезона он окажется на первой строчке среди всех по средней оценке за матч, и вне него, где он жадно дорывается до общения, до личных контактов, интервью, вечеринок с сокомандниками, да даже гребаного Инстаграма, будь он неладен. Он будто бы пытается наверстать всё, что пропустил за последнее время. Fast forward, всё или ничего, громче, ярче, живее.
Его присутствие электризует воздух в раздевалке так, что впечатлительная молодёжь заряжается от него, как от розетки.
***
Все осколки складываются край к краю, чтобы снова слиться в единое целое — пока ещё с трещинами да щербинками, но главное, что все куски на месте. Ничего не пропало.
Всё складывается, и к концу осени мы выходим на новые мощности. Все перестают шугаться собственной тени и вспоминают вдруг, что в футбол можно играть в своё удовольствие, а не выходить на поле, разглядывая бутсы, как в вечном ожидании подзатыльника от футбольных богов. Оказывается, это куда проще, чем они успели привыкнуть за год.
Буквально за месяц-другой мальчики расцветают, выпрямляют спины, настырно задирают юные носы. Стильно, весело, безбашенно, чертовски сексуально. Молодая кровь снова начинает бурлить в венах, и мы несёмся вперёд, забиваем в каждом матче, хэй, да посмотрите на нас, мы снова в деле. Это ощущение начинает пьянить ещё сильнее, и кажется, что во второй половине первого круга нет ни одной команды, которая настолько сильно кайфует от того, что она делает. Да, не без косяков, не без глупых ничьих, не без идиотских красных карточек в важных матчах, но какая к чёрту разница, хищник почуял вкус крови и вышел из многомесячной спячки.
На то они и львята, что инстинкты не вытравишь.
Общей атмосферой начинает заражаться и Хайко — но делает всё, чтобы ни в коем случае это не показывать. Ему не положено, нельзя, может, ещё нельзя — не уверена, что он сам понимает, где проходит эта граница и есть ли она вообще. А потом случается Штутгарт, где он в первый раз выходит из себя настолько, что отправляется досматривать матч с трибуны, потом Гладбах и великий источник мемов на ближайший месяц, и последние оковы самоконтроля падают. Всё, он наш. Скептики ещё будут ворчать время от времени, но это уже перестаёт быть важным.
Когда зимой он, всегда до предельного сдержанный в словах, в первый раз позволяет себе сказать вслух, что то, что он уже чувствует к своим мальчикам, «наверное, можно назвать какой-то особенной формой любви», то становится ясно: необратимые процессы запущены.
Он ещё долго будет пытаться скрывать масштабы своей вовлечённости во всё это — такова его природа, ничего с этим не поделаешь. Но смотреть за этими трансформациями было одним из самых весёлых занятий сезона. маленькое лирическое отступление по темеХотя кому я вру, я от себя-то не ожидала даже и половины того, насколько во всё это вляпаюсь я, а также классическая тема «ну ты же обещала самой себе перестать впечатываться в тренеров, потому что хорошо это не заканчивается, а тут всё настолько безнадёжно, что Анншк, вот тебе не живётся спокойно, залипла на стрёмненького тихоню-проповедника вопреки всем любимым типажам и вздыхаешь тут, ну кто так делает». О горе мне и наказание Господне.
***
А потом случается страшное: у всех появляется мечта.
Сначала тихая, безмолвная — такая, которую вспугнёшь, как мотылька с прозрачными крыльями, стоит произнести это вслух. Хрупкая, хлипкая до невозможности, один отзвук, и рассыпется в прах.
Потом она крепчает. Она растёт от каждого нового шага, от каждого нового слова, от каждого действия и правильно проведённого дня. Она становится больше и больше, сильнее, и наконец все понимают, что об этом стало можно сказать вслух. Одним из первых, если не первым, это делает Ларс — она давит на гортань так сильно, что он не в силах сдержать это внутри. «Я мечтаю о Берлине», — не очень уверенным тоном выдаёт он тогда на фантоке. «Мы все мечтаем о Берлине».
После сумасшедшего «Вердера» любая робость пропадает из всех разговоров, а слово «Берлин» резонирует от стен. Остался один шаг, и все старательно игнорируют, что мы к нему на самом деле не готовы. Окрылённые этой волшебной формулой, все выходят на самый страшный месяц в календаре и на предвкушении выносят подряд Лейпциг и Франкфурт, потому что нам же всё подвластно, мы же лучшие парни в лиге, посмотрите на нас, несите нам этот Кубок прямо сейчас. Иллюзия всесильности отлично накладывается на контраст годичной давности, ещё свежий в памяти.
Берлин, конечно же, не случается; для того, чтобы такие вещи случались, нам идти ещё долго, всем нужно учиться быть взрослее, смелее, злее, — но эти несколько месяцев с мечтой за плечами дарят как мальчикам, так и всем нам столько, сколько и не думалось в первый раз, как название этого города было произнесено вслух.
***
Правда, когда слишком сильно во что-то поверил, утратив это, ты теряешь слишком много сил. Слишком много эмоций. Внутри не остаётся почти ничего.
Год усиленной, надрывной внутренней работы над собой не проходит зря: она опустошает, выхолащивает без остатка. Результаты оказываются видны снаружи, но под кожей иссякают все ресурсы. Усталость, истощение, нервное переутомление — всё это следствие того, что вся команда усердно работала как на поле, так и за закрытыми дверями. Были успехи, были провалы, было всё и сразу, всего помногу и можно без хлеба.
В апреле все сделали последний рывок, который в идеале бы должен был привести всех в Берлин и зону безопасности в таблице. А потом ты получаешь по морде наотмашь, а отдышаться нет никакого времени. Ты едешь на «Вестфален» и получаешь по второй щеке со всей дури. Дальше — темнота в глазах. И никаких сил, чтобы даже пошевелиться.
Так мы не попали в Лигу чемпионов.
И как же хорошо, что все оперативно очнулись и сообразили, что на самом деле и слава Богу (в этом сезоне именно что «слава»). Лучше вон последние капли эмоций пустить на то, чтобы пореветь Штефу в плечо на совершенно космическом прощании с ним.
***
Итогом нужно сказать одно: это был охренительный год. Он был очень нужный, правильный и светлый во всех отношениях, в которых только можно. Мы чертовски угадали с тренером — ну, по крайней мере, на данный момент, тыкнув пальцем в небо. Мы снова стали командой. Всеобщее разочарование из-за итогов понятно, но я как Йонас и Хайко, я бесконечно буду твердить, что вспомните, с чего всё начиналось. Вспомните, какой путь был проделан.
В следующем году будут другие задачи, нужно будет учиться выключать режим «хороших мальчиков», отращивать яйца и не разваливаться под давлением в матчах с крупными вывесками, не проигрывать их с треском от страха и не хватать карточки охапками. Но это будет потом. А в этом году все научились очень многому.
Мальчики снова научились верить в себя и друг друга, доверять товарищам и самим себе — вы же помните, вся эта история была именно о доверии. Весь путь был ради него. Чувство локтя — самая важная вещь в жизни, и, наверное, в первую очередь даже не на поле.
Хайко, которого под конец года совсем снесло с предохранителей, научился меньше стесняться самого себя, а также доказал всем скептикам, что он не валенок из третьей лиги, а классный мужик с мозгами на месте и огромным сердцем — выигрышная комбинация по всем фронтам.
Руди научился отпускать ситуацию от себя и не вмешиваться, когда не надо.
Йонас научился делать шаг вперёд, когда это действительно нужно — как в прямом, так и в переносном смысле.
А наши фанаты, все мы, снова научились гордиться командой в любых обстоятельствах. Просто потому что они наши мальчики. Мы любим их любыми, и как с «Вердером», и как с «Баварией» — но лучше, конечно, без шести голов в свои ворота, ладненько, львята мои?
А впрочем, я и так постоянно рассказываю одну и ту же историю. Историй вообще немного, и об этом говорят и говорили все кому ни лень от древних греков до Оксимирона, цитирующего кэмпбелловского «Героя с тысячей лиц». В нашей тоже ничего нового не произошло.
История об осколках, чувстве локтя и опустошающей силе мечтаний
![](http://ipic.su/img/img7/fs/222.1527187446.jpg)
![](http://ipic.su/img/img7/fs/222.1527187446.jpg)
В начале, как известно, было слово, и слово было у Бога, и слово это было «блядь, уже конец мая на дворе, а у нас нет тренера».
Ладно, несколько слов сразу, но с них начиналось каждое утро в офисах с видом на пустующее поле «БайАрены», от которого уже даже газон весь отковыряли к тому моменту. И разносил эти основополагающие слова воздух по всей вентиляционной системе сразу из нескольких кабинетов. Потому что таки да, наши три богатыря, рыцари мысли и подковёрных интриг, сидели в абсолютном замешательстве: первичный список не сработал весь, запасной список тоже решил, что пить пиво на заднице ровно куда удобнее, нечего пыль поднимать, а дальше всё, фантазия закончилась, немецкая тренерская коммуналка тоже.
И это логично и объяснимо: никому не хотелось втягивать себя в авантюру таких масштабов. Добровольно пустить под откос карьеру за несколько месяцев в клубе, терпящем катастрофу, нарваться на неминуемое увольнение к Новому году и заиметь паршивую строчку в резюме? Нет, спасибо, лучше вы сами. Пришлём вам шампанское с извинениями, когда вы всё-таки найдёте какого-то полоумного.
***
Рисковать, когда тебе нечего терять, на авось, – весело, задорно и потом воспевается в легендах, если всё получилось. При обратном исходе всегда просто можно сделать вид, что ничего и не было, что так и было, мы здесь просто мимо проходили. Просто, удобно и абсолютно безболезненно.
Куда хуже, когда терять есть чего. А особенно – когда на кону примерно всё и сразу.
Я не знаю, сколько своих прекрасных белоснежных локонов потерял Руди Фёллер за тот короткий период времени, когда он понял, что вариант-то у него появился, но такой, что, может, лучше б его и не было (и вообще, там Тайфун случайно не очень далеко в отпуск уехал?).
Вот он, человек, который хотя бы согласился встретиться и поговорить, а не придумал срочную необходимость убежать к заболевшей четвероюродной бабушке или сорваться на другой конец страны на промо-мероприятие, чтобы не отказывать прямым текстом. Вроде свой, но уехал ещё безмозглым пацаном, чёрт его знает, помнит ли вообще что-нибудь о жизни в этих краях. Опыт вроде б и есть, да такой себе весьма: в Бундеслиге помучился с клубом, который заранее был не жилец, да довольно бесславно вылетел оттуда под конец сезона, якшался с детишками то тут, то там, долго нигде не задерживался, а последние два года занимался чёрт знает чем в регионалке да чуть повыше, играя со всякими швайнфюртами да висбаденами. Странненький чуток, да ещё и эта аура религиозного фанатика — только вот кружков библейского чтения у нас тут не хватало.
Откровенным образом сомнительный наборчик в резюме для клуба, главной долгосрочной целью которого является вернуться в элиту после трудностей. И даже наверное не сколько целью, как кровной необходимости: на кону потеря идентичности.
Но на безрыбье и рак рыба. Приходится играть по-крупному, если сам согласился на такие ставки, и изображать, что ничуть не волнуешься, когда на самом деле от каждого вопроса про список отказавших у тебя поджилки трясутся.
Так Руди и компания нашли Хайко.
***
Хайко тоже, по правде говоря, поставил на кон слишком много. Уход из «Регенсбурга», где за эти два года все прошли путь от настороженной симпатии к безусловной любви, разрушил почти все аккуратно, кирпичик за кирпичиком выстраивавшиеся связи: это просто-напросто восприняли как нож в спину, сколько он ни объяснял потом, что у него не было на тот момент работавшего во второй Бундеслиге контракта, сколько он ни оправдывался тем, что просто сделал выбор между неопределённостью и определённостью.
Он не из тех, кто впечатывается во что-то с разбега – ему нужно время, условия и много-много внутренней работы, чтобы по-настоящему подпустить что-то близко к себе. Оттого рвать такие с трудом создававшиеся связи ещё тяжелее и больнее, и это будет сквозить во всех его попытках хоть как-то сгладить произошедшее.
Первые пару месяцев мысль о том, что если ничего не получится, то зачем это всё было, время от времени кружится назойливым комаром.
А потом кто-то выключает приманивавший его свет.
***
То, что задача будет сложной, Хайко явно понимает ещё по первым переговорам. Не зря такой заискивающий тон, не зря такое согласие на всё, что угодно, лишь бы и этот не сбежал уже, не зря такие извиняющиеся взгляды ото всех и такие робкие слова на первой пресс-конференции. Все понимают, что перед ним стоит.
Но как завывал в небезызвестной песне Крис Мартин, будь он неладен, nobody said it was easy, no one ever said it would be this hard.
Мальчики подтягиваются обратно с отпусков – и отводят друг от друга глаза в раздевалке. Мальчики выходят на поле – и мяч едва ли слушается ног. Мальчики выходят на тестовую двухсторонку и творят чудовищные вещи, а на разборе закатывают глаза, потому что явно хотели бы находиться где угодно, но не здесь. Желательно, на какой-нибудь другой планете, на которой никто не придумал грёбаный ногомяч.
После того, как они выходят на какой-то адский товарняк с днищем уровня на несколько дивизионов ниже, пропускают трёшку за пару десятков минут, а потом, на разборе, сидят с безучастными физиономиями, потому что какая разница, в гробу мы всё это видели вообще, ничего не изменилось и не изменится – вот тогда-то Хайко и понимает, что попал.
Это его почти отчаянное «Да что у вас тут такое творилось-то в прошлом году?» было настоящим обрядом инициации. Добро пожаловать, милый Хайко, вот теперь на самом деле добро пожаловать. Никто не обещал, что будет легко.
***
На самом деле история этого года – это не путь из грязи куда-то в направлении княжеского статуса. Не о том, как накосячивший по всем фронтам клуб вспоминает, что такое нормальный футбол.
Это история о доверии.
О том, каких усилий стоит научиться ему – снова или с нуля, если обжигался в прошлом. Дуя впоследствии на молоко, ты теряешь слишком много времени, ресурсов и каких-либо просто-напросто эмоциональных сил.
Это история о том, насколько внутренняя работа высасывает все соки. До последней капли, до истрескавшейся кожи и перетянутых жил.
***
Учиться этому предстоит мальчикам, потому что они вроде бы нормально себя чувствуют на тренировках, а потом выходят на поле в матчах – и всё, вьетнамские флэшбеки, привет, пелена перед глазами и неспособность сделать пас по накатанной схеме, потому что ты не то, что окружающим больше не доверяешь, ты уже своим собственным ногам не веришь. Плавали, знаем. В прошлом году тоже казалось, что не может же всё настолько покатиться под откос, но пара неправильных пасов, и вот она, бездна, в которую ты смотришь широко распахнутыми глазами.
Поэтому сейчас ты лишний раз задумаешься перед тем, как коснуться мяча. А чем больше мыслей, тем больше сомнений. Спираль снова начинает раскручиваться.
Научить доверять самому себе почти невозможно, это процесс, к которому только можно прийти самостоятельно. Поэтому Хайко решает, что проще начать с менее затратного и научить мальчиков хотя бы снова доверять друг другу.
***
С этого момента начинается настоящая работа. Все настроенные заранее планы приходится отложить в долгий ящик и начать с самого начала. Как с детьми. Как с U-13. Хайко отлавливает каждого из них, пытается разговорить, изо всех сил старается наладить контакт с не слишком открывающимися для общения мальчиками. Все эти походы в гору, просмотры мотивирующих киношек и совместное распитие пива – это всё замечательно, и дело начинает хоть немного сдвигаться с мёртвой точки.
Да вот одна проблема: время настроено против него. Он один воюет – ну, не с ветряными мельницами, но с чем-то не намного податливее, – а время неумолимо наступает ему на пятки. Первые матчи Бундеслиги оказываются всё ближе и ближе, и выстроить в этом хаосе хоть сколько-то работающую систему к заданному сроку не получается.
Руди смотрит на это, всё больше поджимая губы, и надеется – может, даже молится, – чтобы опоздание к сроку не затянулось непоправимо сильно.
***
Со временем ход, слава Богу, выравнивается. Месяц спустя все процессы более-менее приходят в норму, и Руди может наконец-то выдохнуть и перестать ёрзать в кресле так сильно: всё снова контролируется. Чуть шатко, но никто не обещал всего и сразу.
Только вот взвалив себе на плечи роль не тренера, а воспитателя детского сада, Хайко в первые месяцы старательно игнорирует, что ему тоже предстоит та же самая задача: медленно и аккуратно учиться принимать ту среду, в которую он попал, начать доверять ей и в общем-то самому себе на новом месте, в новых условиях и на новом уровне. О себе-то он несколько забыл за всеми бесконечными проблемами, сбоями да дырами в полу, которые приходится затыкать, чтобы судно оставалось на плаву подольше.
Личность не важна, старательно повторяет он снова, снова и снова, и пытается слиться с обоями, раствориться в фоновом пейзаже, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Он держит дистанцию от всего, руководит процессами на почтительном расстоянии и заботливо охраняет границы. Может быть, потому что действительно не считает свою роль слишком важной для громких слов – лучше действиями говорить. Может быть, от природной (или приобретённой, что вероятнее) скромности. Может быть, по каким-то убеждениям.
А может быть, потому что ещё не пришёл в себя с прошлого раза, когда всё же подпустил всё слишком близко к сердцу, а потом всё закончилось буквально за пару дней. Один щелчок пальцев, и вокруг больше ничего нет. Ни-че-го. Только какие-то новые люди, к которым привыкать снова, с нуля. И чтобы что? Опять, если всё пойдёт не так?
***
В этот момент очень вовремя подоспевает помощь извне. Причём с нескольких сторон сразу. Получается ли это случайно или же это следствие от наблюдения за происходящим, понять сложно, но мне хочется верить, что урок того, что будет, если оставить тренера совсем одного с практически непосильной задачей, всё же выучен сполна. Нахлебались.
На скамейке появляется Йонас. Пустяковый, казалось бы, шаг, ну посадили туда лишнего человека и ладно, какая разница. Но насколько же его тихое, наблюдательное присутствие придаёт всем уверенности в том, что всё как надо. Он просто находится там, эти два метра непоколебимого спокойствия, и мальчики вдруг перестают оглядываться по сторонам так сильно, а Хайко больше не втягивает голову в плечи, пытаясь скрыться от всеобщих направленных на него глаз.
Ещё одним фактором становится Штеф. Он негласно берёт на себя половину обязанностей по поддержанию атмосферы, тихо смирившись с тем, что играть он не будет; он стискивает зубы, забывает о самом себе и начинает помогать другим. Наплевав на боль, на здоровье, на мысли о будущем. И мне кажется, одно всеобщее осознание того, почему и зачем он это делает с собой, сближает мальчиков чуть ли не лучше, чем любые тимбилдинговые ухищрения.
Просто потому что он любит их.
Эта жертвенная любовь становится даже не аргументом в любых вопросах — она становится чем-то, защитным щитом вставшим над всем, что растёт здесь, пробивается сквозь влажную, пропитанную заводскими выхлопами почву. В какой-то момент я ловлю себя на мысли о том, что с этой почти библейской любовью нам ничего, ничего, абсолютно ничего не грозит. Она отгонит все напасти.
***
Ещё одно приобретение все замечают не сразу. Проходит несколько месяцев — да не раньше середины осени, — прежде чем все понимают, что всё это время с нами был ещё один человек, обычно незаметный, почти невидимый. Это Ларс, который в этот раз просто есть.
Это непривычное для него состояние. Неестественное даже: все слишком привыкли к тому, что в последние годы капитанская повязка ходит по рукам, а тот, кто должен бы быть лидером по всем документам и официальным званиям, занят совсем другими вещами, не здесь и не сейчас.
Как в старых мультфильмах, полые очертания начинают заполняться красками. Это снова человек из плоти и крови, с резким голосом с металлическим призвуком, с острым языком и железной силой воли, а не одна лишь фамилия, витающая в зале для пресс-конференций в ответ на вопрос об отсутствующих, да извечный набор невыполненных обещаний.
Он сам долго не может поверить, что наконец-то вернулся в телесную форму. Когда он наконец принимает забытый давно статус вещей, то выкручивает все рычаги на полную, до упора, до треска в колонках и искр из разъёмов. Будто бы всё, что копилось в нём эти годы, рвётся наружу пёстрым водопадом эмоций, мыслей, желаний, мечтаний — и его несёт, несёт вперёд и на поле, где на чёрт знает какой неестественной позиции он ухитряется играть так, что в Kicker по итогам сезона он окажется на первой строчке среди всех по средней оценке за матч, и вне него, где он жадно дорывается до общения, до личных контактов, интервью, вечеринок с сокомандниками, да даже гребаного Инстаграма, будь он неладен. Он будто бы пытается наверстать всё, что пропустил за последнее время. Fast forward, всё или ничего, громче, ярче, живее.
Его присутствие электризует воздух в раздевалке так, что впечатлительная молодёжь заряжается от него, как от розетки.
***
Все осколки складываются край к краю, чтобы снова слиться в единое целое — пока ещё с трещинами да щербинками, но главное, что все куски на месте. Ничего не пропало.
Всё складывается, и к концу осени мы выходим на новые мощности. Все перестают шугаться собственной тени и вспоминают вдруг, что в футбол можно играть в своё удовольствие, а не выходить на поле, разглядывая бутсы, как в вечном ожидании подзатыльника от футбольных богов. Оказывается, это куда проще, чем они успели привыкнуть за год.
Буквально за месяц-другой мальчики расцветают, выпрямляют спины, настырно задирают юные носы. Стильно, весело, безбашенно, чертовски сексуально. Молодая кровь снова начинает бурлить в венах, и мы несёмся вперёд, забиваем в каждом матче, хэй, да посмотрите на нас, мы снова в деле. Это ощущение начинает пьянить ещё сильнее, и кажется, что во второй половине первого круга нет ни одной команды, которая настолько сильно кайфует от того, что она делает. Да, не без косяков, не без глупых ничьих, не без идиотских красных карточек в важных матчах, но какая к чёрту разница, хищник почуял вкус крови и вышел из многомесячной спячки.
На то они и львята, что инстинкты не вытравишь.
Общей атмосферой начинает заражаться и Хайко — но делает всё, чтобы ни в коем случае это не показывать. Ему не положено, нельзя, может, ещё нельзя — не уверена, что он сам понимает, где проходит эта граница и есть ли она вообще. А потом случается Штутгарт, где он в первый раз выходит из себя настолько, что отправляется досматривать матч с трибуны, потом Гладбах и великий источник мемов на ближайший месяц, и последние оковы самоконтроля падают. Всё, он наш. Скептики ещё будут ворчать время от времени, но это уже перестаёт быть важным.
Когда зимой он, всегда до предельного сдержанный в словах, в первый раз позволяет себе сказать вслух, что то, что он уже чувствует к своим мальчикам, «наверное, можно назвать какой-то особенной формой любви», то становится ясно: необратимые процессы запущены.
Он ещё долго будет пытаться скрывать масштабы своей вовлечённости во всё это — такова его природа, ничего с этим не поделаешь. Но смотреть за этими трансформациями было одним из самых весёлых занятий сезона. маленькое лирическое отступление по темеХотя кому я вру, я от себя-то не ожидала даже и половины того, насколько во всё это вляпаюсь я, а также классическая тема «ну ты же обещала самой себе перестать впечатываться в тренеров, потому что хорошо это не заканчивается, а тут всё настолько безнадёжно, что Анншк, вот тебе не живётся спокойно, залипла на стрёмненького тихоню-проповедника вопреки всем любимым типажам и вздыхаешь тут, ну кто так делает». О горе мне и наказание Господне.
***
А потом случается страшное: у всех появляется мечта.
Сначала тихая, безмолвная — такая, которую вспугнёшь, как мотылька с прозрачными крыльями, стоит произнести это вслух. Хрупкая, хлипкая до невозможности, один отзвук, и рассыпется в прах.
Потом она крепчает. Она растёт от каждого нового шага, от каждого нового слова, от каждого действия и правильно проведённого дня. Она становится больше и больше, сильнее, и наконец все понимают, что об этом стало можно сказать вслух. Одним из первых, если не первым, это делает Ларс — она давит на гортань так сильно, что он не в силах сдержать это внутри. «Я мечтаю о Берлине», — не очень уверенным тоном выдаёт он тогда на фантоке. «Мы все мечтаем о Берлине».
После сумасшедшего «Вердера» любая робость пропадает из всех разговоров, а слово «Берлин» резонирует от стен. Остался один шаг, и все старательно игнорируют, что мы к нему на самом деле не готовы. Окрылённые этой волшебной формулой, все выходят на самый страшный месяц в календаре и на предвкушении выносят подряд Лейпциг и Франкфурт, потому что нам же всё подвластно, мы же лучшие парни в лиге, посмотрите на нас, несите нам этот Кубок прямо сейчас. Иллюзия всесильности отлично накладывается на контраст годичной давности, ещё свежий в памяти.
Берлин, конечно же, не случается; для того, чтобы такие вещи случались, нам идти ещё долго, всем нужно учиться быть взрослее, смелее, злее, — но эти несколько месяцев с мечтой за плечами дарят как мальчикам, так и всем нам столько, сколько и не думалось в первый раз, как название этого города было произнесено вслух.
***
Правда, когда слишком сильно во что-то поверил, утратив это, ты теряешь слишком много сил. Слишком много эмоций. Внутри не остаётся почти ничего.
Год усиленной, надрывной внутренней работы над собой не проходит зря: она опустошает, выхолащивает без остатка. Результаты оказываются видны снаружи, но под кожей иссякают все ресурсы. Усталость, истощение, нервное переутомление — всё это следствие того, что вся команда усердно работала как на поле, так и за закрытыми дверями. Были успехи, были провалы, было всё и сразу, всего помногу и можно без хлеба.
В апреле все сделали последний рывок, который в идеале бы должен был привести всех в Берлин и зону безопасности в таблице. А потом ты получаешь по морде наотмашь, а отдышаться нет никакого времени. Ты едешь на «Вестфален» и получаешь по второй щеке со всей дури. Дальше — темнота в глазах. И никаких сил, чтобы даже пошевелиться.
Так мы не попали в Лигу чемпионов.
И как же хорошо, что все оперативно очнулись и сообразили, что на самом деле и слава Богу (в этом сезоне именно что «слава»). Лучше вон последние капли эмоций пустить на то, чтобы пореветь Штефу в плечо на совершенно космическом прощании с ним.
***
Итогом нужно сказать одно: это был охренительный год. Он был очень нужный, правильный и светлый во всех отношениях, в которых только можно. Мы чертовски угадали с тренером — ну, по крайней мере, на данный момент, тыкнув пальцем в небо. Мы снова стали командой. Всеобщее разочарование из-за итогов понятно, но я как Йонас и Хайко, я бесконечно буду твердить, что вспомните, с чего всё начиналось. Вспомните, какой путь был проделан.
В следующем году будут другие задачи, нужно будет учиться выключать режим «хороших мальчиков», отращивать яйца и не разваливаться под давлением в матчах с крупными вывесками, не проигрывать их с треском от страха и не хватать карточки охапками. Но это будет потом. А в этом году все научились очень многому.
Мальчики снова научились верить в себя и друг друга, доверять товарищам и самим себе — вы же помните, вся эта история была именно о доверии. Весь путь был ради него. Чувство локтя — самая важная вещь в жизни, и, наверное, в первую очередь даже не на поле.
Хайко, которого под конец года совсем снесло с предохранителей, научился меньше стесняться самого себя, а также доказал всем скептикам, что он не валенок из третьей лиги, а классный мужик с мозгами на месте и огромным сердцем — выигрышная комбинация по всем фронтам.
Руди научился отпускать ситуацию от себя и не вмешиваться, когда не надо.
Йонас научился делать шаг вперёд, когда это действительно нужно — как в прямом, так и в переносном смысле.
А наши фанаты, все мы, снова научились гордиться командой в любых обстоятельствах. Просто потому что они наши мальчики. Мы любим их любыми, и как с «Вердером», и как с «Баварией» — но лучше, конечно, без шести голов в свои ворота, ладненько, львята мои?
янишмог и откомментировал все в лайве, но вот что последнее - кроме прочего, люто плюсую к словосочетанию "светлый год". вот прям наверное да, вот оно - отличие от 12-13. тот был спокойным, а этот светлый.
и да, я мало што щас могу выдать, кроме вкшного котика с сирцами, но да, имей в виду, что лет через 50 я попрошу копирайтика на вставки отсюда в мою книгу про наших
долбоебушекльвятда без проблем