мне очень-очень жаль, я не перейду в Сампдорию
На сорок девятой минуте счёт становится 0:2. Норд смолкает — и за ироничными гримасами, которые корчат люди вокруг, скрывается плохо контролируемый ужас. Над «БайАреной» повисает отвратительная тишина, и кёльнцы пользуются моментом: в течение нескольких минут на ногах лишь люди в белых майках. «Почему, почему, почему мы позволяем им вести себя так, будто это их домашний стадион?», стучит ежесекундно у меня в голове.
На пятьдесят шестой минуте моё терпение слушать в звенящей тишине козлиное блеянье кончается, и я делаю то, что никогда — правда, никогда больше — не делала. Я не верю в футбольных богов и больше многих убеждалась в том, что их не существует. Но в тот момент это было единственно правильной мыслью.
Если вы существуете, по слогам, максимально отчётливо, насколько это возможно, проговариваю я про себя, если вы всё же существуете, то знайте, что я обращаюсь впервые и клянусь, что это будет и последний мой раз. Но если вы есть, вы знаете, что должно сейчас произойти. Они ведь знают. Все знают.
Спустя ровно три минуты после того, как я беззвучно сформулировала своё желание, оно становится реальностью: Штефан Кисслинг забивает перед Нордкурве. Именно сегодня — я отказываюсь придавать этому дню двойное значение, но не исключено, что придётся, — именно здесь, именно сейчас. Всё, на что у меня хватает сил, это вскинуть два указательных пальца вверх. Спасибо, ребята, я сдержу обещание никогда больше ни о чём не просить.
Спустя два дня Штеф, наш und-dann-hauen-wir-die-scheiss-Kölner-weg-Штеф, восемь-личных-ударов-по-воротам-против-всего-семи-у-всей-команды-козлов-Штеф будет смущённо улыбаться и закатывать глаза на любые попытки назвать его нашим фуссбалльготтом. А зря, Штеф, а зря.
***
На вопрос ребят с WDR о том, как можно было бы описать «Байер» парой слов, волшебница Alianika произнесла фразу, которая не выходит у меня из головы до сих пор: это клуб, который не осознаёт, насколько он силён.
Знаете, то, что происходило в субботу, похоже на первое за долгие годы осознание. Осознали это фанаты, ещё там, перед железной решёткой, разделяющей сектора парковки после домашней игры с «Шальке»: оно здесь, это реальность, это больше не предмет для ночных кошмаров, от которых можно отмахнуться, отдышавшись спросонья; нет, это то, что происходит здесь и сейчас, что тянет липкие пальцы к горлу; и что нужно что-то делать — всё, что возможно. Осознали это те десять тысяч человек, растянувшихся живым коридором от Штадионэка до стадиона в субботу: сквозь эту толпу, сквозь чёрный дым файеров, сквозь бесконечную вереницу флагов и людей в красном чувствовалось, что даже те, кто не до конца верят в действенность происходящего, решили хотя бы попробовать. Осознали это и мальчики в автобусе, восторженно охавшие и снимавшие всё на телефоны, чтобы потом понять, что зрение их не обмануло —
Нет, мальчики, не обмануло. Когда мы допускаем возможность поверить в собственные силы, исправляются даже самые безнадёжные косяки. И как же жаль, что для этого нужны катализаторы извне, а не просто сам факт и понимание того, что мы это мы.
***
Едва делающий каждое движение без гримасы боли на лице Кевин носится из последних сил — выйдя при этом меньше четверти часа назад, чтоб его, — будто бы от этого зависела его жизнь. Весь последний месяц поливаемый всеми помоями мира Юлечка Брандт выдаёт лучшую игру второго круга. Йоэль выходит и спустя несколько минут забивает, как будто не было этих бесцельных месяцев на лавке — и стадион сходит с ума. На меня кто-то падает сверху, я попадаю к кому-то малознакомому в объятия, в метре от меня кто-то кого-то смачно целует, толпой людей нас сносит на несколько рядов стоячки вниз — и целые рёбра всех окружающих до сих пор кажутся мне почти магической случайностью. Я поправляю чудом не угробленные в этой людской каше солнечные очки, вдыхая как можно глубже, чтобы не расплакаться прямо здесь и сейчас, и повторяю, повторяю, повторяю про себя алины слова про непонимание собственной силы.
Кажется, сегодня, здесь и сейчас, мы все это знаем. Мальчики на поле, тридцать тысяч вокруг них, да и весь чёртов мир.
На пятьдесят шестой минуте моё терпение слушать в звенящей тишине козлиное блеянье кончается, и я делаю то, что никогда — правда, никогда больше — не делала. Я не верю в футбольных богов и больше многих убеждалась в том, что их не существует. Но в тот момент это было единственно правильной мыслью.
Если вы существуете, по слогам, максимально отчётливо, насколько это возможно, проговариваю я про себя, если вы всё же существуете, то знайте, что я обращаюсь впервые и клянусь, что это будет и последний мой раз. Но если вы есть, вы знаете, что должно сейчас произойти. Они ведь знают. Все знают.
Спустя ровно три минуты после того, как я беззвучно сформулировала своё желание, оно становится реальностью: Штефан Кисслинг забивает перед Нордкурве. Именно сегодня — я отказываюсь придавать этому дню двойное значение, но не исключено, что придётся, — именно здесь, именно сейчас. Всё, на что у меня хватает сил, это вскинуть два указательных пальца вверх. Спасибо, ребята, я сдержу обещание никогда больше ни о чём не просить.
Спустя два дня Штеф, наш und-dann-hauen-wir-die-scheiss-Kölner-weg-Штеф, восемь-личных-ударов-по-воротам-против-всего-семи-у-всей-команды-козлов-Штеф будет смущённо улыбаться и закатывать глаза на любые попытки назвать его нашим фуссбалльготтом. А зря, Штеф, а зря.
***
На вопрос ребят с WDR о том, как можно было бы описать «Байер» парой слов, волшебница Alianika произнесла фразу, которая не выходит у меня из головы до сих пор: это клуб, который не осознаёт, насколько он силён.
Знаете, то, что происходило в субботу, похоже на первое за долгие годы осознание. Осознали это фанаты, ещё там, перед железной решёткой, разделяющей сектора парковки после домашней игры с «Шальке»: оно здесь, это реальность, это больше не предмет для ночных кошмаров, от которых можно отмахнуться, отдышавшись спросонья; нет, это то, что происходит здесь и сейчас, что тянет липкие пальцы к горлу; и что нужно что-то делать — всё, что возможно. Осознали это те десять тысяч человек, растянувшихся живым коридором от Штадионэка до стадиона в субботу: сквозь эту толпу, сквозь чёрный дым файеров, сквозь бесконечную вереницу флагов и людей в красном чувствовалось, что даже те, кто не до конца верят в действенность происходящего, решили хотя бы попробовать. Осознали это и мальчики в автобусе, восторженно охавшие и снимавшие всё на телефоны, чтобы потом понять, что зрение их не обмануло —
Нет, мальчики, не обмануло. Когда мы допускаем возможность поверить в собственные силы, исправляются даже самые безнадёжные косяки. И как же жаль, что для этого нужны катализаторы извне, а не просто сам факт и понимание того, что мы это мы.
***
Едва делающий каждое движение без гримасы боли на лице Кевин носится из последних сил — выйдя при этом меньше четверти часа назад, чтоб его, — будто бы от этого зависела его жизнь. Весь последний месяц поливаемый всеми помоями мира Юлечка Брандт выдаёт лучшую игру второго круга. Йоэль выходит и спустя несколько минут забивает, как будто не было этих бесцельных месяцев на лавке — и стадион сходит с ума. На меня кто-то падает сверху, я попадаю к кому-то малознакомому в объятия, в метре от меня кто-то кого-то смачно целует, толпой людей нас сносит на несколько рядов стоячки вниз — и целые рёбра всех окружающих до сих пор кажутся мне почти магической случайностью. Я поправляю чудом не угробленные в этой людской каше солнечные очки, вдыхая как можно глубже, чтобы не расплакаться прямо здесь и сейчас, и повторяю, повторяю, повторяю про себя алины слова про непонимание собственной силы.
Кажется, сегодня, здесь и сейчас, мы все это знаем. Мальчики на поле, тридцать тысяч вокруг них, да и весь чёртов мир.